Дурманящий и поминальный напиток в вере и культах наших предков

Есть много легенд о пророческих духах проточной воды. Они распространены по всем германским землям. Среди таких легенд особенно выделяется альв Мимир (Mimir), которому, если мы будем судить по различным географическим названиям (например, немецкая река Мимлинг (Mimling) или шведские Mimesä и Mimesjoen), вероятно, поклонялись германские племена. Согласно «Прорицаниям Вёльвы», он живет у подножия мирового ясеня, корни которого он поливает из своего колодца. К нему явился Один и попросил испить из колодца, чтобы обрести мудрость, но в залог он должен был отдать свой глаз. Когда приближается конец света, Один обращается к отрубленной голове Мимира, которая остается для него источником мудрости даже после того, как сам Мимир перестал охранять свой колодец. Большинство исследователей пытались связать миф голове и источнике Мимира, объясняя образ головы тем, что она символизирует естественный источник. То есть считалось, что голова Мимира – это колодезная «голова», верх колодца, который затем превратился в настоящую голову, о которой рассказчик мифа мог сказать, что её отделили от тела[168]. Но это искусственная конструкция, которая будет совершенно излишней, если учесть, что прорицающая голова – это самостоятельный и очень распространенный сюжет. Скандинавские источники сообщают о нескольких случаях, когда люди хранили человеческую голову, которая предсказывала будущие события[169]. Как и голова животного, человеческая голова также в значительной степени используется при вызывании умерших и общении с загробным миром. Прежде всего, череп, в котором живет дух предков, служит инструментом прорицания: об этом свидетельствуют не только многочисленные сообщения первобытных народов[170], но и европейские народные поверья. В германских легендах о похищенном черепе иногда фигурирует Один с отрубленной головой Мимира. Одна сказка из Эльзаса повествует о говорящем черепе, который ведет странника в царство ушедших во Ино душ[171].

В мифах о Мимире эта идея соединяется с распространенным представлением о том, что духи воды делятся своими знаниями только с теми, кто отдает им самое дорогое[172]. Поэт «Прорицаний Вёльвы», по-видимому, знал о таком жертвенном обычае, когда мужчины приносили в жертву священному источнику не только волосы или ногти, но и гораздо более значимые части тела, в том числе собственный глаз, чтобы получить избавление от самой глубокой нужды или беды[173].

Мы считаем, что было бы смелым предприятием связывать позднюю народную традицию с археологическими находками, чтобы допустить непрерывное развитие в тех же сферах мысли даже в тех случаях, когда между ними отсутствует промежуточное звено. Но мы точно можем сказать, что средневековые историки от Агафия (Миринейского, прим. пер.) около 600 года до Гельмольда (из Босау, прим. пер.) около 1200 года, а также соборные постановления и капитулярии не перестают возмущаться по поводу продолжающегося почитания источников[174]. Более того, нам также известно о франках, что когда они пересекали реку По, то приносили жен и детей своих военнопленных в жертву водам этой реки. Нам также известно, что кимвры бросали в воду трофеи после сражения при Араузионе, и кроме того, у алеманнов и франков засвидетельствован даже культ рек[175]. Приведенные выше примеры позволяют нам признать возможность существования промежуточного звена в этом вопросе. На основе официальной церковной литературы средневековья В. Бодрийот (W.Boudriot) попытался дать представление о ранней германской религии[176]. Хотя следы реальной веры в богов крайне скудны, средневековые документы дают множество свидетельств о возникновении всевозможных магических и культовых обычаев, и в этих проявлениях языческой веры почитание огня и источников играет важную роль. Таким образом, мы можем проследить развитие германских культов источников и родников буквально до недавнего периода – до нашей современности – и уверенно установить, что доисторические жертвоприношения в источнике также последовательно сводятся к жертвоприношениям самому источнику.

И напротив, мы не можем следовать за Ольриком и Эллекильде, когда, основываясь на постулируемой большей или меньшей примитивности жертв, приносимых в самих источниках, они хотят расположить их в подробной хронологии и построить следующую схему: подношения в виде камней (веток), волос, ткани и горшков[177]. Такая классификация всегда будет вызывать споры, так как, во-первых, более точная классификация обрядов по примитивности невозможна, потому что мы имеем дело с массой свидетельств, которую мы все еще не полностью изучили; во-вторых, мы не можем предположить в каждом отдельном случае, что более примитивная жертва всегда будет более древней.