Дурной глаз

Рязанцева развернулась и пошла обратно. Артём всё ждал, что она оступится на каблуках и сыграет в пропасть.

Не сыграла.

– В каком-то смысле, да.

– Это он так воняет?

Рязанцева пропустила колкость мимо ушей.

– Омоложение – мы называем это преображением, – скорее, побочный эффект.

– Чего именно?

– Любви, – ответила Рязанцева. – Любви, которую вы, мужчины… не в состоянии дать. Когда есть любовь, есть и всё остальное. Молодость, счастье и – особое сексуальное наслаждение, нескончаемое в своём разнообразии. У вас так никогда не получится. А с чего бы?! Вы же были рождены, чтобы служить. Вы втемяшили себе в голову, будто годны на нечто большее – не обольщайтесь. Придётся разочароваться. Уже скоро… А запах… не забывайте, женщины и вы, мужчины, смотрят на мир разными глазами, обоняют его разными носами и думают по-разному. Чувствуют по-разному. Мы разные. И то, что для нас чудесно, восхитительно, утончённо – вас оттолкнуло. Какие же вы дураки!

– Феминистские бредни мне не интересны. Я…

– Да в жопу феминизм, – сказала женщина утомлённо.

Она уставилась в темноту мимо Артёма, поверх него. Грудь её упруго вздымалась, до предела растягивая ткань халата. Это делало Рязанцеву похожей на героиню рассказа из какой-нибудь похабной газетёнки. Артём проследил за направлением её взгляда, но не увидел ничего, кроме каменной поверхности, бледнеющей во мраке – очередная статуя или просто выступ породы.

– Это место обнаружили в середине прошлого века, – продолжала Рязанцева. – Совершенно случайно. Три женщины и один мужчина. Эти женщины стали первыми Сёстрами. Они хранили Тайну. Тогда время ещё не настало. Они делились Тайной с другими женщинами – постепенно. Приходилось быть очень осторожными. Пока нас не стало много. Тогда Он позвал нас. И мы начали действовать.

– Вы всё выдумали про катастрофу, про это возгорание газа, – сказал Артём. О судьбе мужчины, который вместе с тремя женщинами (Сёстрами) попал сюда (стал свидетелем Тайны) Артём предпочёл не спрашивать. Это означало спровоцировать развязку в отношении самого себя. Ускорить её. В том, что развязка обещала быть очень, очень скверной, Артём уже не сомневался.

– Никакой катастрофы не было. Хотя, как посмотреть. – Рязанцева подалась вперёд, изогнулась, точно фигура на носу корабля, по зелёным волнам идущего на грозу в районе Бермудского треугольника. – И смотря для кого.

По её голосу Артём понял, что она улыбается.

– Но всё обернулось великолепно. Вы снова служите нам. И заметь, большинство делает это добровольно! Те, кто не согласился… приняли Его Дар.

– Лоботомию, – вырвалось у Артёма.

– На самом деле, эта операция на головном мозге имеет мало общего с лоботомией. Это Дар. Милость Первоотца, если точнее. После Дара вы становитесь послу-у-шными-и-и.

«Роют тоннели на поверхность», – подумал Артём. Мысль-воспоминание, мысль-эхо.

– Он жалеет, что Первоотцы не использовали Дар раньше… давным-давно. До Войны Низвержения. Ведь тогда её удалось бы избежать. Он вовсе не жесток и не мстителен. Поверьте, о, у Него столько поводов для мести. Но Он не держит на вас зла, несмотря на ваше коварство.

Рязанцева повернулась к Артёму. В её глазах пылала злоба. Даже в темноте он не мог ошибиться.

– Ведь вы истребили Их всех. Исподтишка, вероломно. Кроме последнего. Сюрприз!

– О чём ты говоришь?! – сорвался Артём.

– О, да разуй же ты глаза! Ведь Он давно рядом с нами!

Рязанцева откинула голову и залилась смехом, счастливым и безумным одновременно.

Артём развернулся слишком резко, не удержался и, выронив пистолет, упал на одно колено – травмированное. Если бы не резкая боль, он бы отключился, когда увидел то… что увидел.

И потерять сознание, наверное, было бы не худшим вариантом.

То, что Артём принял за валун, росло. Нет, не росло – двигалось к нему из темноты, заполняя скудное освещённое пространство своей болезненной бледностью. Взор Артёма панически шарил по лоснящейся поверхности существа, превосходящего безобразием и тошнотворностью стоящие на площадке статуи; шарил – и не мог задержаться ни на одной детали, чтобы зафиксировать её в уме. Сознание словно отторгало… выблёвывало открывающееся зрелище.

Оно всё двигалось и двигалось, тащилось вперёд, и Артём, как загипнотизированный, сильнее запрокидывал голову. Казалось, оно…

(!Он, Он, Сёстры называют Его Он!)

Первоотец.