Душа Японии

Я останавливаюсь на улице «Молитвы к Богам», где гигантская бронзовая голова — голова Будды — улыбается мне из открытых ворот. Эти ворота ведут во двор храма секты Йодо; голова очень красива, но туловища нет. Пьедестал, на котором покоится голова, покрыт тысячью металлических зеркал, нагроможденных до подбородка большого, мечтательного лица. Надпись на воротах объясняет эту загадку.

Зеркала — жертвоприношения женщин колоссальной статуе сидящего Будды. Предполагаемая вышина статуи вместе с гигантским лотосом, на котором она будет покоиться — 35 футов; и все будет вылито из посвященных ему бронзовых зеркал. Для головы уже расплавили сотни зеркал, для окончания начатого дела потребуются мириады.

Можно ли ввиду такого зрелища утверждать, что буддизм угасает?!

Но это не радует меня: слишком большого разрушения требует созидание этой статуи. Ведь японские металлические зеркала удивительно красивы и художественны; теперь их, к сожалению, заменяют отвратительным дешевым западным производством. Только тот, кто знает прелесть их формы, может вполне оценить очаровательное восточное сравнение луны с зеркалом. Только одна сторона зеркала полирована, другая разукрашена рельефами — деревьями и цветами, птицами и насекомыми, пейзажами, легендами, символами счастья, изображениями разных божеств.

Таковы самые обыкновенные зеркала, но есть масса вариаций и многие из них прямо чудесны.

Мы называем их «волшебными зеркалами»: если обернуть полированную сторону к бумажной перегородке или к стене, то в светлом кругу обрисовываются изображения другой стороны.

Есть ли в этой груде бронзовых жертв и «волшебные зеркала» — я не знаю, но, несомненно, там много прекрасного. Много пафоса в радостном приношении этих прекрасных, художественных произведений, обреченных на близкую гибель. Ведь, может быть, в следующем десятилетии прикончится производство таких бронзовых зеркал; и любители их услышат с грустью и сожалением о судьбе этих жертв.

Но в этих неисчислимых жертвах, безжалостно отданных на произвол солнцу, дождю и уличной пыли, кроется еще более глубокий трагизм.

Сколько зеркал отражали улыбку ребенка, невесты, матери! Почти все отражали картины уютной семейной жизни. Но японское зеркало имеет значение еще более духовное, чем одни воспоминания.

«Зеркало, — гласит старая пословица, — душа женщины». И не только, как можно было бы предположить, в символическом смысле. По бесчисленным легендам зеркало чувствует все радости и огорчения своей хозяйки: поверхность его то затуманится, то блестит, мистически сливаясь с каждым ее ощущением.

Вероятно, поэтому употребляли и, как кажется, употребляют и ныне зеркала во время магических ритуалов, влияющих, как говорят, на жизнь и на смерть; кроме того, зеркала погребают вместе с теми, кому они принадлежали. Эти груды покрытой пылью и плесенью бронзы вызывают в душе странные сновидения о разбитых душах — или по крайней мере об одушевленных вещах.

Не хочется верить, чтобы все психические движения, все лица, отраженные некогда этими зеркалами, совсем и навсегда отрешились от них; прошлое должно где-нибудь продолжаться; и думается, что стоит осторожно подойти к зеркалам и внезапно заглянуть в них, чтобы уловить прошлое в тот момент, когда оно, содрогаясь, убегает от света.

Впрочем, я должен сознаться, что во мне пафос этого зрелища особенно усиливается одним воспоминанием, которое японское зеркало всегда вызывает во мне: я вспоминаю старый японский рассказ о Матсуяма но Кагами. Несмотря на крайнюю простоту и сжатость, его можно было бы поставить на одну ступень с дивными сказками Гёте, которые делаются тем глубже и шире, чем глубже и шире опыт и способности читателя. Мистрис Джемс в одном направлении, может быть, исчерпала все психологические возможности. И тот, чья душа не всколыхнется при чтении ее маленькой книжки, недостоин имени человека. Для того чтобы охватить хотя бы приблизительно основную идею рассказа, нужно суметь почувствовать затаенную прелесть приложенных к тексту картинок, интерпретации последнего великого художника школы Кано. Иностранцы, не посвященные в семейную жизнь Японии, не могут вполне оценить всей прелести набросков, сделанных специально для этих сказок. Но красильщики шелка в Киото и Осака дорожат ими чрезвычайно и воспроизводят их постоянно на драгоценнейших тканях. Существует много версий, но по прилагаемой схеме современный читатель может разработать рассказ, как захочет.