Души

Я тогда не знала, что это за фильм. Потом уже все-все про него выучила. Называется он “Двое”. Итальянский фильм с актрисой Галатеей Бассани. Когда-то была примадонна, теперь о ней все позабыли. Тоже мне принцесса, толстая, слониха настоящая, даже не представляю, как на нее вообще можно смотреть. Вообще-то это романтическая комедия, но для Гриши это была клиническая трагедия. Он сбегал внутрь фильма и представлял, будто Галатея Бассани его девушка. В конце фильма они и вправду на пристани в Венеции, она не хочет ехать со своим возлюбленным, а позади всего там карнавал. Тьфу! Где вы слыхали о корабле, выходящем в море в феврале? Колоссальный идиотизм, который может быть только в кино и в мозгах моего сына.

Но тогда я еще не понимала, что я вижу. Я стала снова и снова приходить к ним, убрала воду с пола, вызвала водопроводчика и сама ему заплатила, а Петя – ему это было только удобно. Всегда умел устроиться, холера! Они жили за счет иерусалимских соседей, которые приносили им все: одеяла, еду, стулья, что называется, исполняли “заповедь”. Лишь бы те ходили в синагогу. Гриша сперва посещал обычную школу, потом религиозную, но в конце концов его и там не захотели. Сказали, что он не может учиться, что у него социальные проблемы. Петя работал в “чейндже”, ну, там, где меняют доллары, евро, шекели, рубли.

Первое время Гриша вообще не разговаривал. Только смотрел свой фильм, ел, ходил в туалет и курил. А я разговаривала. И он слушал меня. Я знала, что он меня слышит, потому что он иногда поворачивал голову и смотрел на меня, пристально так. А иногда у него слезы текли, при том что он продолжал смотреть фильм.

Однажды Петя сказал: “Возьми ключ от нашей квартиры, пусть будет у тебя”. Я обрадовалась, что могу, когда захочу, приходить повидать моего сына. Я и не думала, что когда приду в следующий раз, Пети там уже не будет и больше он не вернется.

Когда мы поженились, мама мне сказала: “Муж жид, не пьет, не бьет, смыслит в деньгах и отец хороший”. Верно, Петя не пьет, не бьет, смыслит в деньгах, но отец он очень плохой!

Я отправилась в “чейндж”, чтобы разыскать его, а там мне сказали, что он уехал в Россию с маникюршей, Дианой. Интересно, что до нее ему можно было дотрагиваться.

Вы понимаете весь абсурд? Мне, нееврейке, нравится жить здесь, в этой стране, а Пете, как раз еврею, – не нравится. Вы уж простите меня, но это так по-еврейски с его стороны – не любить еврейское государство. Евреи все время хотят быть где-то еще. Не могут и мига вынести на одном месте. Я сильно разозлилась, но у меня не было на Петю времени. Мне надо было Гришу спасать.

Первым делом я решила вытащить Гришу из той квартиры и вообще из Иерусалима. Не люблю я Иерусалим, скажу вам как на духу, вся эта мистика там как эпидемия. Слишком много религии – это катастрофа.

Несколько месяцев у меня ушло на то, чтобы все устроить. Мне трудно пришлось, даже не скажу вам насколько. Но когда Гриша оказался в нашей первой квартире в Бат-Яме, пусть и по-прежнему уткнувшись в этот свой итальянский фильм на видео, который он пересматривал раз за разом, я почувствовала, что получила своего ребенка назад, после восьми лет, что у меня его не было. Я его обнимала, целовала, по голове гладила и все говорила ему: все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо, теперь мы вместе, мы двое.

Через несколько дней кассета сломалась, это случилось днем. Гриша проснулся и сразу к телевизору, как всегда, нажал на треугольник на видаке, но фильм не пошел. Он рассердился, стал орать, выдернул силой кассету, но черная лента застряла внутри и порвалась. Чего мы только ни делали, чтобы ее починить: я склеивала ленту лаком для ногтей, отдавала в ремонт, искала по всем видеомагазинам, чтобы купить ему новую копию, но никто и не слышал об этом фильме, словно Гриша сам его придумал. И говорили мне, что нынче уже нет кассет, нет видеомагнитофонов, сказали: купите себе компьютер, в интернете сегодня есть все. Я купила компьютер. Но и в интернете мы его не нашли. Вдруг Гриша мне говорит: не надо ничего искать, Марина, я этот фильм больше не стану смотреть никогда в жизни. Я промолчала, но в душе обрадовалась.

Раз вечером мы поужинали, пельмени поели, потом чаю попили, и тогда я ему показала альбом, который привезла из России, с его фотографиями, когда он был маленький. Вот ты на дереве у бабушкиного дома в деревне, в Шкаровке, помнишь? А вот ты грудничок, ой, когда я была молодая, такая худющая была, правда? Не то что сегодня. А вот ты идешь в первый класс, это ты помнишь?

Он говорит, что ничего не помнит и вообще не знает этого мальчика на фотке. Ну, не все так сразу, подумала я, подождем. Мы пошли спать, а наутро – что я вижу? Взял да и изрезал все фотографии ножницами. Как же я рассердилась. Наорала на него: хочешь – голову себе режь, а мальчика моего, Гришеньку моего маленького, я тебе резать не позволю. Склеила все фотографии и спрятала от него. До сих пор они у меня в таком месте, что я даже вам не скажу где.