Души

Джимуль. Ты со всеми этими своими очками ничегошеньки не видишь. Дай сюда, марбон, бедненький ты мой. Убери руку. Убери, я сказала! Расслабься, дыши, ты совсем не дышишь. Что это, Господь Вседержитель, да у тебя кровь идет. На какую рыбу ты наступил, на акулу?!

Не так я представляла визит моего будущего жениха. С другой стороны, извлечение рыбьей кости из ноги не есть ли самое совершенное проявление интимной близости между мужем и женой?

Я приношу кувшин с водой и, скрестив ноги, усаживаюсь на ковре перед гостем. Плещу воду ему на ступню и вытираю ее подолом платья. Только став женщиной, я поняла, как слабы мужчины, а Гавриэль, верно, самый слабый из них. Действительно, каким дарованием нужно обладать, чтобы поранить ногу костью дохлой рыбы. Мне все равно, что платье намокает. Мои уложенные волосы растрепались, но я не утруждаюсь собрать их, просто заправляю за уши. Лижу ступню Гавриэля. Язык – нежный орган, он сразу чувствует колючки, даже самые маленькие. Меня не заботит, что подошва грязная. Это привычная, любимая грязь моей сестры Гитл, моей возлюбленной Гейле, моего жениха Гавриэля.

Джимуль. Что смешного, махбу́ль?

Гавриэль. Щекотно.

У Гавриэля, как и положено тому, кто перелился в новое тело, переливчатый смех. Кадык поднимался и опускался под короткой бородкой, словно он глотает воду.

Гавриэль. Ах! Вот она, косточка!

Я пытаюсь ногтями вытащить рыбью косточку из его ступни. Из ранки выдавливается несколько капелек крови. Я пробую их на вкус. Горячие и соленые. Спрашиваю как бы невзначай.

Джимуль. Ты говорил с женой о том, что…

Гавриэль. Говорил, конечно же, говорил. Теперь я понимаю, вот в честь чего ты так накрасилась.

Джимуль. С какой стати! Я накрасилась ради тебя. Ты сам когда-то был женщиной, Гавриэль. Ты должен понять.

Гавриэль. Кто красился в венецианском гетто? Куртизанки красились, не мы же. Кроме того, я-то был женщиной, но ты была мужчиной, и ты отлично знаешь, как вскружить голову мужчине.

Джимуль. Эй-эй. Кто бы говорил, голову ему кружат… Пока что это ты пытаешься сбить меня с толку. Так что сказала твоя жена?

Гавриэль. Султана сказала… Ай! Ты вытаскиваешь кость или засаживаешь ее глубже?

Джимуль. Прости.

Гавриэль. Сама понимаешь, ей это нелегко. Ей только двадцать один год, и она не понимает, чего мне не хватает. Ей удалось родить мне сына после трех дочерей. Пойми, она происходит из дома, где была только одна жена, одна мама. Не зря говорят: два котла на огне – каши хватит всей семье, две жены в одной постели – пух и перья полетели.

Джимуль. Ты сказал, вы не спите в одной постели?

Гавриэль. И это правда, я каждое утро просыпаюсь в кровати с детьми. Они заставляют меня рассказывать им на ночь сказки, и в конце концов я засыпаю раньше них. Будь я Шахерезадой, мне бы очень быстро отрубили голову.

Гавриэль издает смешок и принимается тереть глаза, будто вдруг устал.

Гавриэль. Рахиль ждала Иакова семь лет.

Джимуль. Так мне ждать еще четыре года?

Гавриэль. Ну почему так сразу?

Джимуль. Я не выдержу. В таком подвешенном состоянии ты меня держишь уже…

Гавриэль. Я и сам этого не выдержу! Ты что, думаешь, я не мечтаю о дне, когда мы все вместе заживем под одной крышей? Это будет чудесно – проснуться, гадая, что означает приснившийся сон, и ничего не записывать и не заучивать, а просто рассказать тебе о нем, и ты мне объяснишь, почему мне приснилась сова, или шишка, или старик, лежащий с могильным камнем под головой…

Джимуль. Понимаю, вот для чего я тебе нужна? Джимуль – толковательница снов? Я как дура унижаюсь и собираю по соседям старые вещи в приданое…

Гавриэль. Хайа́ти, жизнь моя, напрасно ты себя мучаешь, мы оба знаем, что ты станешь мне второй женой. Султана согласится, она чиста, как просеянная мука, поэтому-то я и не хочу ее пугать. Ведь не могу же я ей рассказать, что ты моя душа-близнец по предыдущим перевоплощениям, разве не так?

Он снимает очки, глаза его красны, будто он рыдал много недель. Есть у него такое свойство – выглядеть намного более несчастным, чем он есть на самом деле. И, к сожалению, это пленяет меня в нем раз за разом.

Гавриэль. Ржа́ла…[87]

“Лань”. Он зовет меня шепотом, и словно по волшебству я делаюсь легка, как лань.

Гавриэль. Пойми, нельзя навязывать это Султане силой, иначе она займет круговую оборону и откажется наотрез. Ты же знаешь, в таких делах решающее слово у нас за женщиной. Ты должна помочь мне помочь тебе.

Джимуль. Помочь нам.

Гавриэль. Это я и имел в виду.

Джимуль. Но как же тебе помочь, как? Подружиться с Султаной? Я пыталась подъехать к ней на базаре, так она убежала от меня, как от попрошайки.

Гавриэль. Потому что не надо наскакивать на нее на базаре! Если бы ты иногда ходила в синагогу…

Джимуль. Я не стану сидеть на женском балконе и смотреть сверху, как молятся мужчины. Либо мне позволят стоять внизу вместе со всеми с молитвенником в руках, либо ноги моей там не будет.