Два соперника

— Ну, слава Богу, слава Богу, радостно проговорила Наденька. — А то я ужасно безпокоилась, что на, моей душ грхъ будетъ. Да и зачмъ теб сейчасъ въ провинцію? Погоди, не узжай. Ну, не сбгу я, такъ все-таки въ провинцію мы вмст подемъ, безъ побга.

— Такъ мужъ тебя и отпустилъ!

— Я буду проситься на воды, лечиться… Сначала чтобы пить воды, а потомъ хать куда-нибудь на море купаться. Я скажу, что это мн необходимо.

— Ну, тогда онъ самъ съ тобой подетъ.

— Ну, такъ что-жъ изъ этого? Это ршительно все равно. Я такая хитрая, такая хитрая. — Не сердишься?

— Сердиться я не сержусь, но у меня голова кругомъ идетъ отъ обиды.

— Ну, дай руку, что не сердишься. Мн нельзя долго здсь оставаться. Маменька теперь вмст съ кухаркой въ мясной лавк, а вернется она изъ лавки, такъ сейчасъ меня хватится.

Петръ Аполлонычъ просунулъ сквозь ршетку руку. Наденька пожала ее, улыбнулась ему и приложила свои пальцы къ своимъ губамъ, длая летучій поцлуй.

— Прощай, сказалъ онъ.

— Прощай, отвчала она, — Прізжай въ воскресенье. Я познакомлю тебя съ Иваномъ Артамонычемъ. Только ужь ты при немъ, Бога ради, не длай скандала, прибавила она и быстро пошла домой.

IX

Въ начал пятаго часа вернулся на дачу изъ должности Емельянъ Васильевичъ. Подъ мышкой онъ, какъ и всегда, держалъ портфель, а въ другой рук тащилъ корзинку съ закусками. Лицо его было красно, потъ съ него лилъ градомъ. Емельянъ Васильевичъ, какъ и всегда, пріхалъ по конк, отъ конки до ихъ дачи было съ версту разстоянія, корзина-же, которую пришлось нести, была очень увсистая. Жену и дочь она засталъ препирающимися. Жена доказывала, что дочь должна къ прізду жениха снять съ себя малороссійскій костюмъ, въ которомъ уже была вчера, и надть другое платье, дочь говорила, что малороссійскій костюмъ къ ней очень идетъ и отказывалась его снять. Шелъ слдующій разговоръ.

— Но вдь Иванъ Артамонычъ тебя въ немъ: уже вчера видлъ.

— Въ немъ-же пускай и сегодня видитъ. Вс остальныя мои платья — мятыя тряпки.

— Врешь, врешь. Синее платье съ матросскимъ воротникомъ у тебя еще очень и очень свженькое. Матросскій воротникъ такъ къ теб идетъ.

— У матросскаго костюма вся юбка спереди въ вареньи запачкана, а Феня ее не замыла.

— Ну, наднь сренькое платье. Въ немъ ты такая эфектная. Подвяжи передничекъ черненькій люстриновый, а я скажу, что ты со мной вмст бруснику для моченья чистила.

— Понимаете вы, не желаю, отрзала дочь.

— Два дня подъ рядъ въ одномъ плать… Ну, что женихъ подумаетъ! Подумаетъ, что у тебя одно платье и есть.

— И пускай думаетъ. Скорй денегъ дастъ на приданое. Вдь долженъ-же онъ дать. Сами-же вы говорите, что не изъ чего сдлать мн приданое.

Разговоръ этотъ происходилъ на балкон. Емельянъ Васильевичъ прервалъ этотъ разговоръ.

— Фу! смучила меня эта корзинка. И какъ на грхъ у конки никакого мальчишки, который-бы помогъ мн дотащить эту корзинку, проговорилъ онъ, ставя закуски на столъ. Веревка отъ корзинки вс пальцы мн перерзала. Здравствуйте, обратился онъ къ жен и дочери. Вотъ тутъ… берите… Тутъ лососина копченая, кильки, сардинки, омары и вино.

— Французской горчицы купилъ? встртила его жена.

— Забылъ. Изъ ума вонъ.

— Дуракъ. И чмъ у тебя голова набита! Три раза я теб напоминала, чтобы ты купилъ французской горчицы. Иванъ Артамонычъ еще вчера спрашивалъ французскую горчицу, когда языкъ съ горошкомъ подали.

— Матушка! Да вдь сколько помнить-то пришлось. Коньяку полбутылки къ кофею купилъ.

— Пьяница. Вдь вотъ объ коньяк не забылъ, потому что самъ его любишь трескать.

— Ты-же мн коньяку приказывала купить.

— Довольно. У Ивана Артамоныча въ департамент былъ?

— Былъ, былъ… Какъ-же… Съ пяти часамъ онъ прідетъ. Въ восторг… То есть въ такомъ восторг, что Наденька согласилась за него выдти замужъ, что просто на седьмомъ неб! Въ дежурной мы съ нимъ разговаривали. Обнялъ онъ меня и расцловалъ. Знаешь, Анна Федоровна, онъ оказывается большой рыболовъ. До страсти любитъ рыбу удить.

— Это мн наплевать. Ты разсказывай про дло-то.

— Про какое дло?

— Да насчетъ приданаго-то? Говорилъ ты ему, что мы по нашимъ средствамъ не можемъ дать Наденьк даже самаго скромнаго приданаго.

— Забылъ… развелъ руками Емельянъ Васильичъ.

— Господи! Да зачмъ тебя посылала-то къ нему въ департаментъ! воскликнула Анна Федоровна. — Вдь только затмъ и посылала, чтобы ты выяснилъ ему этотъ вопросъ.

— Я думалъ, что ты меня посылала напомнить, чтобы онъ прізжалъ сегодня къ намъ обдать.

— Ну, что мн съ тобой длать! — всплескивала руками Анна Федоровна, — Вдь ты совсмъ полоумный. Посылаютъ человка о дл разговаривать, а онъ о рыбной ловл…

— Самъ онъ, самъ о рыбной ловл началъ говорить — и дйствительно мы тутъ о головляхъ, до объ окуняхъ… Я ему про Чистяковскій прудъ, гд много карасей… Онъ объ щукахъ… На щукъ онъ осенью даже съ острогой здитъ.

— Вонъ! Скройтесь съ глазъ моихъ!

— Да чего ты сердишься-то, душечка! Вдь вопросъ о приданомъ можно и сегодня посл обда выяснить. Человкъ вчера мховую ротонду Надюш общалъ, пальто съ куницами покойной жены, брилліанты…