Дважды – не умирать

Вечером прапорщик Васильков вместе с Урмановым заселились в гостевой вагончик к журналисту. Там было три спальных места, так что разместились вполне комфортно. Гуцана, Смирнова и водителя пристроили на ночь к связистам. У них там нашлись свободные койки.

Урманов посидел немного за столом с прапорщиком и его бывшим сослуживцем и отправился спать, понимая, что он здесь лишний. У них был свой мужской разговор – старых однополчан, приятелей умудренных сединами и суровым жизненным опытом.

Сложив аккуратно одежду на табурете, Урманов забрался в постель и попытался уснуть. Сквозь полудрему до него долетали обрывки неторопливой беседы.

– Значит у тебя в семейной жизни все хорошо? Молодец… Рад за тебя, – прапорщик Васильков тяжело вздохнул. – А вот у меня с этим как-то не очень. На грани развода живем столько лет… Что только держит – и сам не знаю. Жалко ее, дуру. Пропадет… Да и сын, опять же… Так-то она баба неплохая, все в дом. Но в последнее время на деньгах свихнулась. А как тут не свихнуться, когда со всех сторон только и слышишь – деньги, деньги, деньги… Получается весь смысл жизни в этом? Какой канал не включи, какую газету ни открой – везде одно и то же. Этот подарил своей возлюбленной автомобиль за пять миллионов, тот подарил дом за восемь миллионов, еще кто-то яхту, или на худой конец – бриллиантовое колье… И тычут, тычут в нос этим простому обывателю. Думают, наверное, что ничего в жизни важнее быть не может. Убогие… Рассказали бы лучше, как люди благородные поступки совершают. Этот спас кого-то, этот помог… О душе бы побеспокоились. А то ведь до чего дожили? Какой ты умный, какой ты добрый – это никому не интересно. Важно только сколько ты получаешь. Куда катимся?.. У меня сестра с алкоголиком живет. Терпит, борется за него. А какой-то психолог в газете заявляет: «Это не жертвенность, а невротическое нарушение, созависимость. И такое поведение ничем не оправдано» После такого у любого руки опустятся… А для меня это – как альпинисты. Один сорвался, другой держит. Стонет от боли, но не отпускает. И либо вместе спастись, любо… Это самопожертвование, вот что это такое. Потому что иначе человек поступить не может. А этому «психологу», с его куриными мозгами – не понять. Что, скажешь, не прав?

– Прав… – задумчиво согласился Арсений. – Меня и самого все это беспокоит. Разрушение института семьи, веры во власть, простых человеческих ценностей. Замена их на какие-то псевдо… Жить по закону – «все, что не приносит прибыли – не заслуживает внимания» – это аморально. Это путь в никуда… Возьми искусство, оно не должно быть бизнесом. Государство обязано вкладываться в отрасли, заведомо убыточные. В кино и литературу, например. Потому что говорить человеку, что он человек – не рентабельно. Государство должно быть озабочено тем, чтобы воспитывать, пробуждать в людях лучшие чувства, а не растить моральных уродов… Надо вкладываться! Ведь никому не придет в голову отказаться финансировать здравоохранение. А искусство – это ведь почти то же самое. Здравоохранение души…

– Знаешь, такое ощущение, – усмехнулся Васильков, – что на смену прежним героям пришли «мальчиши-плохиши». Это они теперь заправляют в бизнесе, в культуре, во всех сферах… А на телевидении – особенно. Быть благородным, честным, добрым – уже не модно, и не выгодно. Высшая доблесть – опошлить, принизить, обстебать… Ерничество и кривляние стали признаком хорошего тона.

– Просто раньше таких людей до эфира и газетных страниц и близко не допускали. Не давали излить свою желчь. Сиди, и помалкивай в тряпочку. А сейчас появилась такая возможность. Вот они и беснуются… Если честно, я за цензуру.

– И это говорит журналист… – рассмеялся прапорщик.

– Да потому что достал уже этот информационный негатив. Душно и мерзко сидеть в этом клозете. Хочется чего-то светлого, позитивного.

– И вот за этим светлым, позитивным ты сюда и приехал? Больше мест не нашлось…

Они замолчали. Как-то неловко вдруг повернулся разговор.

– Ты знаешь, – сказал после паузы журналист, – писать об одном и том же можно по-разному. Про тот же Кавказ… Есть Пушкин, Толстой, Лермонтов. А есть… Да ты их сам знаешь… Где пуля, где гильза – понять не могут; окоп от траншеи – не отличить. А порассуждать о судьбах мира – им только дай! Ты спрашиваешь, зачем я сюда приехал? Родину защищать… Только не с автоматом, как ты, а по иному. Известно ли тебе, что уже на уровне Генштаба заявлялось, что военные и ученые ряда стран активно готовятся к ведению информационных войн. Объект воздействия – люди и их мировоззрение. Воздействие можно вести, например, через разрушение духовных ценностей – то, о чем ты сам сейчас только что говорил… Помнишь, как развалили Союз? Кого на возможность голых баб смотреть по телеку купили; кого на свободу болтать прилюдно все, что вздумается; кому зелеными бумажками возле уха пошуршали. И шо? – как говорят в Одессе. Нет страны… В результате некоторые республики, отколовшись, забрали территории больше, чем когда пришли под крыло России. А теперь уже кое-кто вообще не прочь стереть само слово Россия с карты мира.

– Ну, это уж хрен вам, господа! – прапорщик Васильков решительно жахнул кулаком по столу, так, что зазвенела посуда. – Пока я здесь – не видать вам этого счастья. Я ведь понимаю: начни сейчас территорию отдавать – тут такое начнется, мало не покажется. Развал пойдет такой, что уже не остановить. На кусочки порвут Россию. И мы для того здесь, чтобы страна кровью не захлебнулась… Если хочешь, я за диктатуру. России нужна крепкая, сильная власть. И все эти идеалисты-правозащитники, мальчики в голубых штанишках – пусть идут куда подальше!

– Я согласен с тобой, – произнес Арсений, придвигаясь вместе с табуретом, поближе к столу. – Согласен… Демократия – это блеф. У России вариантов нет. Либо твердая государственная власть, либо разгул криминала. Ты посмотри, кто громче всех пищит – ах, свободу душат! Да воры, жулики всех мастей, которым вольготно живется в безвластии. Может для Голландии демократия, это и благо, а для России – гибель.

– А я бы еще, знаешь, что сделал? – азартно добавил Васильков. – Чтобы деньги не утекали из страны за ее пределы, а работали бы на благо всего народа. А то ведь сейчас как? Некоторые наши соотечественники неплохо устроились. Бизнес в России, а дом и семья – за рубежом. И таких наберется не один-два, а десятки, если не сотни тысяч. Это получается для них родина, как колония, что ли? И плевать им на страну, на народ, на нас с тобой. Им бы только карманы набить… Может, я что не так говорю? Так ты поправь… Мы ведь университетов не кончали. Но душа-то за Россию болит. Чувствую – не ладно что-то, а объяснить толком не могу.

– Объяснять – это дело политиков. Пусть они в этом разбираются. А наша с тобой задача – удержать страну, не дать ей погибнуть. Давай, выпьем…

– Давай.

Урманов заворочался в постели, перевернулся с боку на бок. Он до сих пор не мог уснуть. Слишком уж эмоционально приятели говорили.

Звякнули стаканы, послышался хруст галет, стук вилок о тарелки.

– Я вот что думаю иногда, – сказал набитым ртом прапорщик Васильков. – Сколько за все время существования человечества было империй. Со счета собьешься… Византийская, Римская, Британская, Испанская, Французская, Османская…

– А еще – Вьетнамская, Китайская, Корейская, Персидская, Македонская, Германская, Ассирийская… – продолжил, решив блеснуть знаниями журналист. – Никого не забыл? Ах, да, еще – Бразильская, Японская, Австро-Венгерская… Арабский халифат.

– Ну, и, конечно, Российская! Самая большая империя в мире.

– Вынужден тебя огорчить, – возразил прапорщику Арсений. – Российская империя была лишь третьей по площади из когда-либо образованных. После Монгольской и Британской …

– Правда? – удивился Васильков. – А я думал… Хотя… И что теперь осталось от всего этого былого величия? Британия – маленький островок в центре Европы, добропорядочная седая старушка… Про Монголию – вообще молчу. Слово Улан-Батор тебе о чем-нибудь говорит?

– Примерно то же, что и Сыктывкар.

– Так неужели это закономерность? А?.. Сначала триумф величия, а потом – неизбежность забвения.

– Не думаю, – уверенно произнес Арсений. – Во всяком случае – в отношении России. Классики геополитики в своих работах различали два вида империй – это талассократические и теллурократические. Первые – колониальный тип империй. Их основная цель – максимальная добыча природных ресурсов, использование стратегического положения колонии. В таких империях были нередки случаи геноцида, жестокого обращения с местным населением. Например, Кромвель уничтожил четыре пятых населения Ирландии.

И совсем по другому принципу строились вторые государства – так называемые континентальные империи. При присоединении соседних земель, и включении их в свои провинции, гарантировалось неукоснительное соблюдение на их территории общих имперских законов и свободное обращение совместной уже имперской валюты. Существует огромное количество примеров добровольного, а не принудительного включения народов в границы таких империй.

– Нынешняя Россия, это, по-твоему, что такое? Империя?

– Безусловно, – с готовностью подтвердил журналист. – И царская Россия, и Советский союз, и нынешняя Россия – все это империи. Что бы там кто ни говорил. И у всех у нас не какое-нибудь, а именно имперское мышление и мировоззрение. Мы это впитываем с рождения. И по-другому не можем… Русское, российское сознание неотделимо от идеи империи. Вот, послушай, что пишет об этом один современный писатель, очень уважаемый мною человек…

Арсений замолк, зашелестел страницами, потом, кашлянув, начал с выражением цитировать.

– Первая империя, Киевско-Новгородская, легла под копыта монголо-татарской конницы, ослабленная вольнодумством княжеств. Вторая, Московское царство, закончилась Смутным временем, когда окраины опять победили централизм, и Россия стала легкой добычей чуждых племен. Третья, Романовская империя, прожила триста лет. Она построила флот и оружейные заводы, открыла университеты, дала миру Пушкина и разгромила Наполеона. Развалилась эта империя в феврале 1917 года, когда вновь восторжествовали либеральные ценности. Сталин вытащил Россию из бездны, колотя кнутом и прижигая каленым железом. Была построена четвертая, Советская империя, благодаря которой наша цивилизация выиграла самую страшную в мире бойню, запустила Гагарина в космос, достигла небывалых высот в науке. В начале 90-х под ударом либерализма СССР был разрушен. Метастазы развала едва не сожрали Россию до конца, она пережила бойню в Чечне, парад суверенитетов в Поволжье, разговоры об Уральской республике и «отвале» Сибири.

Арсений замолчал.

– Вот на каком рубеже мы остановились, – продолжил он. – Можем ли мы отступать дальше? Нет… Послушай еще кусочек…

Снова зашелестели страницы и журналист прочел:

– Нам говорят – почему бы России не жить, как Швейцария, Голландия или на худой конец, Франция… На кого нам предлагают равняться? Швейцария – это кошелек Америки, корыто, наполненное банковскими клерками. Швейцарское счастье – считать дебет-кредит. На мой взгляд, это не счастье, а свинство! Голландия? Когда-то она переживала великий имперский период, но не потянула, стала домом терпимости, прибежищем наркоманов и пидерастов со всего мира. Франция? Она тоже была великой империей, а потом растеряла окраины и превратилась в умирающее национальное государство, где коренное население французов постепенно сметает черный вал арабской эмиграции… [4] А? Каково?

– Да уж… – глубокомысленно изрек прапорщик Васильков. – Избави бог от такого финала.

Урманов заворочался, открыл глаза. Так и не удалось ему подремать под эти разговоры. Он посмотрел на часы – три часа ночи.

«Вот, блин, философы!» – подумал он со злостью, поднимаясь с кровати.

– А ты чего не спишь, сержант?

– Уснешь тут с вами, – недовольно буркнул Урманов, запахивая постель.