Две крепости

В тот миг, когда сделанное открытие привело Фродо в ужас и сковало оцепенением, словно связав чарами, Всадник неожиданно остановился у въезда на мост, а за ним остановилось и все войско. Наступила мертвая тишина. Уж не почувствовал ли Повелитель Духов зов Кольца, не встревожился ли на миг, ощутив в своей долине присутствие чужой силы? Туда и сюда поворачивалась увенчанная короной страха темная голова, обшаривая сумрак невидящими глазами. Фродо ждал, не в силах шелохнуться, как птица ждет приближения змеи. И, ожидая, чувствовал – остро как никогда, – как кто-то приказывает ему надеть Кольцо. Но сколь бы велико ни было давление, Фродо не испытывал желания уступить. Он уже знал, что Кольцо лишь предаст его и что даже если он наденет Кольцо, у него не хватит силы противиться Королю Моргула – пока еще не хватит. Однако его собственная воля больше никак не откликалась на чужой приказ, и хоббит почувствовал, как извне на него накатывает страшная властная сила. Она взяла его за руку, и Фродо, сам того не желая, с подозрением (словно наблюдал издалека за развитием какой-то давней истории) мысленно проследил за тем, как его собственная рука дюйм за дюймом подвигается к цепочке на шее. Тут воля хоббита пробудилась и медленно принудила руку Фродо отдернуться и искать другую вещицу, спрятанную на груди. Когда он сомкнул на ней пальцы, она показалась ему холодной и твердой – это был фиал Галадриэли, который он так долго берег и о котором почти не вспоминал до этого часа. Коснувшись фиала, Фродо впервые за много часов забыл о Кольце. Он вздохнул и склонил голову на грудь.

В этот миг Король Духов повернулся, пришпорил коня и въехал на мост, а его темное войско последовало за ним. Может быть, эльфийские плащи обманули его невидящие глаза, а может, рассудок его маленького противника, укрепившись, не впустил к себе мысль Короля. Впрочем, Король спешил – час пробил, и по приказу своего Великого Господина он отправлялся воевать на Запад.

Скоро он скрылся в тени на извилистой дороге, точно призрак, а темные ряды тех, кого он вел, еще переходили через мост. Столь огромная армия не выходила из этой долины со времен могущества Исильдура, и никогда еще столь сильная и свирепая орда не нападала на броды через Андуин – а это было лишь одно и не самое большое из мордорских войск.

Фродо пошевелился. Его сердце неожиданно устремилось к Фарамиру. «Наконец-то грянула буря, — подумал он. — Это великое множество копий и мечей движется к Осгилиату. Успеет ли Фарамир пересечь Реку? Он догадывался об угрозе, но знал ли час? И кому по силам удержать броды, когда идет сам Король Девяти Всадников? А за ним придут другие армии. Я опоздал. Все пропало, я промедлил в пути. Все погибло. Даже если я выполню свое поручение, никто никогда не узнает об этом. Не останется никого, с кем я смогу поделиться. Все будет напрасно». Поддавшись слабости, хоббит всхлипнул. А войско Моргула продолжало маршировать через мост.

Потом из далекого далека, словно из воспоминаний о Шире, из солнечного раннего утра, когда день зовет и все двери открыты, до Фродо донесся голос Сэма: «Проснитесь, мастер Фродо! Проснитесь!» Если бы этот голос добавил: «Завтрак готов», Фродо не удивился бы. Сэм не отставал: «Проснитесь, мастер Фродо! Они ушли».

Послышался глухой звон. Ворота Минас-Моргула закрылись. Последний ряд копий исчез вдали на дороге. Башня по-прежнему насмешливо смотрела на долину, но свет в ней тускнел. Весь город вновь погрузился в тишину и мрак. Но он был по-прежнему настороже.

— Проснитесь, мастер Фродо! Они ушли, и нам тоже лучше уйти. Здесь еще осталось что-то живое, что-то, что видит глазами или сердцем, если вы меня понимаете, и чем дольше мы торчим на одном месте, тем легче ему обнаружить нас. Идемте, мастер Фродо!

Фродо поднял голову, потом встал. Отчаяние не покинуло его, но слабость прошла. Он даже невесело улыбнулся, чувствуя – так же ясно, как мгновением раньше сознавал противоположное, – что то, что он должен сделать, нужно сделать, даже если Фарамир, или Арагорн, или Эльронд, или Гэндальф, или кто-нибудь еще так и не узнают об этом. Фродо взял в одну руку посох, в другую – фиал. Увидев чистый свет, пробивающийся сквозь пальцы, он сунул фиал за пазуху и прижал к сердцу. И, повернувшись спиной к Моргулу – теперь лишь серому пятну на черном фоне ущелья, – приготовился подниматься по дороге.

Едва ворота Минас-Моргула открылись, Голлум, как видно, уполз во тьму, оставив хоббитов одних. Теперь он вернулся, стуча зубами и хрустя пальцами. — Глупосссть! Чушшшь! — шипел он. — Торопитессь! Нельззя думать, что опасность миновала. Она не миновала. Торопитесь!