Две крепости

Однако Шелоб отличалась от драконов тем, что у нее на теле не было уязвимых мест, кроме глаз. Ее древняя шишковатая шкура с каждым годом утолщалась, слоями нарастая изнутри. Клинок оставил на ней страшную отметину, но эти отвратительные складки пробить было невозможно, даже если сталь меча выплавили эльфы или гномы, а клинком владела рука самого Берена или Турина. Шелоб отпрянула от удара, высоко вознеся огромный мешок живота над головой Сэма. Из раны, булькая и пенясь, хлынул яд. Растопырив лапы, она вновь ударила животом. Но поторопилась: Сэм устоял и, бросив свой меч, обеими руками наставил эльфийский клинок острием вверх, отражая натиск отвратительной махины. И вот Шелоб, движимая собственной жестокой волей, с силой, превосходящей силу величайших воинов, напоролась на острый шип. Меч глубоко вонзился в ее плоть, а Сэма медленно смяло и придавило к земле.

Никогда не испытывала Шелоб подобной муки – она, свирепая и жестокая долгожительница, и представить себе не могла, что существует такая боль. Ни самый смелый из ратников древнего Гондора, ни самый свирепый из ловленных ею орков после ее ударов не выживали и не вонзали клинков в ее драгоценную плоть. Шелоб сотрясла дрожь. Вновь поднявшись, корчась от боли, она подогнула трясущиеся лапы и судорожно отпрыгнула.

Почти теряя сознание от нестерпимой гнусной вони, Сэм упал на колени возле головы Фродо; руки хоббита еще сжимали рукоять меча. Сквозь дымку, застилавшую глаза, он смутно различил лицо Фродо и упрямо начал собирать силы, сопротивляясь дурноте. Он медленно поднял голову и всего в нескольких шагах от себя увидел Шелоб: она смотрела на него, из клюва тянулась ниточка ядовитой слюны, зеленая густая жидкость текла из раненого глаза. Она сидела, распластав по земле содрогающийся живот, согнув огромными луками дрожащие лапы, словно копила силы для нового прыжка – на этот раз чтобы смять и зажалить до смерти, не усмирить бунт добычи легоньким укусом, а беспощадно убить и затем растерзать.

Сэм съежился, читая в глазах Шелоб свой смертный приговор. И тут его осенило, словно заговорил чей-то далекий голос. Левой рукой хоббит торопливо порылся за пазухой и нашел то, что искал, – фиал Галадриэли, показавшийся ему в этом призрачном мире ужаса невероятно холодным, твердым и надежным.

— Галадриель! — слабо вымолвил Сэм – и услышал голоса, далекие, но ясные: клики эльфов, идущих под звездами по любимым лесам Шира, и музыку эльфов, которую слышал сквозь сон в доме Эльронда, в зале Огня.

Гильтониэль А Эльберет!

Тут Сэм воспрянул духом и закричал на языке, которого никогда не знал:

А Эльберет Гильтониэль,
О менел палан-дириель,
Оле маллон си дингурутос!
А тиро ни Фанулиос!

С этими словами он пошатываясь поднялся на ноги и вновь стал хоббитом Сэмвайсом, сыном Хэмфаста.

— Ну, иди сюда, падаль! — закричал он. — Ты ранила моего хозяина, тварь, и ты поплатишься за это. Мы уйдем, но вначале рассчитаемся с тобой. Иди, я угощу тебя вот этим!

И, словно неукротимый Сэмов дух передал свою энергию фиалу, звездный сосуд белым факелом засверкал в его руке. Он сиял, как звезда на небосклоне, пронизывающая тьму невыносимо ярким светом. Никогда подобный ужас небес не горел перед Шелоб. Лучи его проникали в израненную голову и жгли мучительной болью, свет, точно страшное поветрие, поражал глаз за глазом. Шелоб осела назад, дергая в воздухе передними лапами, ослепнув от внутренних вспышек. Мозг ее содрогался в агонии. Отвернув искалеченную голову, она прянула в сторону и медленно поползла к отверстию в темном утесе.

Сэм наступал. Он шатался, как пьяный, но шел. И Шелоб наконец струсила, признала свое поражение, съежилась и попыталась бежать, трясясь и вздрагивая. Добравшись до норы, она, оставив полоску зелено-желтой слизи, протиснулась туда прежде, чем Сэм сумел нанести по ее дергающимся лапам последний удар. Сэм повалился на землю.

Шелоб ушла. В этой истории она больше не появится – возможно, она надолго залегла в норе, лелея свои злобу и ничтожество, и тратила медленно тянущиеся годы тьмы на то, чтобы исцелить свое нутро и гроздья глаз, пока наконец смертельный голод не заставил ее вновь раскинуть гибельные сети в расселинах Гор Тени.

Сэм остался один. Когда на место битвы спустился вечер Неназываемой земли, хоббит устало подполз к хозяину.

— Хозяин, голубчик, хозяин! — сказал Сэм, но Фродо не отзывался. Пока он бежал к выходу, ликуя в предвкушении свободы, Шелоб догнала его и одним быстрым ударом ужалила в шею. Теперь Фродо лежал бледный, ничего не слышал и не шевелился.

— Хозяин, хозяин! — повторил Сэм и долго ждал в тишине, тщетно прислушиваясь.

Тогда он поскорее перерезал путы и стал прикладывать ухо то к груди, то ко рту Фродо, но не уловил ни малейшего шевеления жизни, даже слабого трепета сердца. Он то и дело брался растирать руки и ноги хозяина и притрагивался ко лбу, но Фродо сковывал холод.