Две маски

Эта бархатная шляпка, выглядывавшая изъ кареты, эти глаза, что "жгли" бѣдную Мирру, — это была Наталья Андреевна…

IV

Сани мои стояли у крыльца Оссовицкихъ. Я сѣлъ и помчался на Набережную.

Карета Натальи Андреевны заворачивала у крыльца большаго дома ея матери, когда я подъѣхалъ въ нему. Меня тотчасъ же приняли, или, вѣрнѣе, сама она выбѣжала на встрѣчу мнѣ на площадку лѣстницы во второмъ этажѣ.

— Arrivez, arrivez! услышалъ я снизу ея голосъ, — я только-что пріѣхала и — очень рада васъ видѣть!…

Голосъ былъ звонокъ и веселъ, въ виду, очевидно, швейцара и лакеевъ, стоявшихъ на лѣстницѣ. Я зналъ, что, когда останемся мы вдвоемъ, пойдетъ, что говорится, другой разговоръ.

Я вошелъ съ нею въ маленькую, уютную гостиную ея бывшаго дѣвическаго аппартамента, оставшагося незанятымъ со времени ея замужства, и въ которомъ она остановилась теперь… Она пріѣхала одна; мужъ ея долженъ былъ или пріѣхать черезъ нѣсколько дней, или вовсе не пріѣхать, — это зависѣло отъ какихъ-то одному ему вѣдомыхъ обстоятельствъ, — и въ послѣднемъ случаѣ она должна была черезъ двѣ недѣли ѣхать обратно въ нему въ Вѣну, а оттуда съ нимъ вмѣстѣ въ Римъ…

Все это передала она мнѣ все тѣмъ же звонкимъ и веселымъ голосомъ въ теченіе коротенькаго путешествія съ лѣстницы по корридору, который велъ въ ея покои. Но лишь только дверь гостиной заперлась за нами, она указала мнѣ въ углу кресло, сѣла сама насупротивъ меня, и черные глаза ея мгновенно засверкали, какъ двѣ яркія звѣзды:

— Знаете-ли вы, что я съ ума схожу! начала она разомъ;- онъ писалъ мнѣ, чтобъ я не разрывала съ мужемъ. Я покорилась; я чуть не умерла тамъ съ тоски, но я ему повиновалась: я готова была ѣхать въ Римъ… Вдругъ получаю одно письмо… и въ тотъ же вечеръ выѣхала изъ Вѣны!… Мужъ не хотѣлъ меня пустить… Сцены у насъ были ужасныя! Но я сказала ему, что моя мать умираетъ, требуетъ меня въ себѣ… Лгала, выдумывала… Мы почти совсѣмъ разсорились, но я поставила на своемъ, послала за штулвагеномъ, и одна, съ горничной, нигдѣ не ночуя, на шестой день добралась до Петербурга. И для чего! — всплеснула она вдругъ отчаянно руками, — что узнаю я здѣсь!… Это вѣрно, что онъ уѣхалъ? быстрымъ переходомъ въ тонѣ кинула она мнѣ этотъ вопросъ и подозрительно, почти злобно глянула мнѣ прямо въ глаза.

— Уѣхалъ еще на прошлой недѣлѣ, сказалъ я, — его отецъ умираетъ.

— Отецъ!…

Она поднялась въ волненіи съ мѣста, подошла въ столу, раскрыла и закрыла лежавшую на немъ какую-то книгу, опять сѣла, и сжавъ брови и дрожа губами:

— А вы, Засѣкинъ, — я васъ почитала за лучшаго моего друга, — скажите мнѣ прямо: какую роль играете вы во всемъ этомъ?

— Въ чемъ? вскликнулъ я, изумленный и, признаюсь, нѣсколько оскорбленный тономъ этого вопроса.

— Я все знаю, сказала она на это:- сестра моя Гагина писала мнѣ въ Вѣну, — писала entr'autres, что въ свѣтѣ удивляются, что вы съ Гордономъ совсѣмъ исчезли, и что говорятъ, будто вы съ нимъ заняты одной какою-то особой, une jeune personne de province, которую видѣли одинъ разъ у Красносельскихъ на балѣ, что она очень хороша собой, богата, и что вы тамъ проводите съ нимъ всю жизнь… И въ то же почти время онъ пишетъ мнѣ, чтобъ я покорилась, ѣхала въ Римъ… О, Боже мой!… Я пріѣхала сюда ночью, а утромъ, чуть свѣтъ, — сестра еще спала, я ее разбудила… Она ничего не знаетъ, c'est la vertu même, ma soeur, — какъ я не выдала себя ей, не понимаю!… Но я узнала, кто она! Фамилія ея Оссовицкая, у нея мать, живутъ на Сергіевской, и вы познакомили его съ нею. Кто такія эти Оссовицкія?

— Маргарита Павловна Оссовицкая, проговорилъ я серьезнымъ тономъ и отчеканивая каждое слово, — двоюродная мнѣ сестра, дочь роднаго брата моей…

— Но вы, быстро перебила меня Наталья Андреевна, — вы можете жениться на ней?

— На Маргаритѣ Павловнѣ? спросилъ я, будто не понявъ:- она на пятнадцать лѣтъ меня старѣе…

— Не смѣйте смѣяться! топнула она ногой:- вы знаете. о комъ я говорю:- на ней, на дочери, вы могли бы жениться?…

— Могъ бы… еслибъ она захотѣла, проговорилъ я, стараясь скрыть подъ улыбкой то тоскливое чувство, которымъ опять при этой мысли залегло на сердцѣ…

— А! вскликнула молодая женщина, и губы ея задрожали: опять, — такъ она не хочетъ! Она любитъ другаго! Его?..

Яне отвѣчалъ.

— И онъ ее!..

Она схватилась за голову:

— Такъ это правда? О, я несчастная! Онъ ее любитъ? Отвѣчайте!… да отвѣчайте же, Христа ради!

— Онъ мнѣ не признавался въ этомъ, сказалъ я, избѣгая прямаго отвѣта.

— Да развѣ я не понимаю, не слышу изъ каждаго звука вашего голоса! Il ne m'aime plus!..

Слезы приливали у нея къ горлу…

— Я ее видѣла сейчасъ, эту вашу красавицу… Une pâlotte efflanquée, какіе-то вылинявшіе глаза… Гдѣ же его клятвы! Онъ говорилъ мнѣ сто разъ, что никогда не женится!.. О, проклятъ будь тотъ день, когда я уѣхала! Будь я тутъ, я бы не допустила!.. И къ чему вы его познакомили!.. Il est beaucoup plus beau que vous, — вы должны были предвидѣть, что она его полюбитъ, а не васъ!..