Две маски

— Какъ же ты это, батюшка, такого ко мнѣ въ домъ ввелъ?

— Какого такого?

— Да этого Англичанина негоднаго! (Бѣдный Гордонъ, вчерашній "голубчикъ Леонидь Сергѣичъ"!)…

— Чѣмъ онъ негодный?

— Да какъ же, съ чужой этто женой…

— Ахъ, Господи, не могъ не засмѣяться я, — вы такихъ и не встрѣчали никогда?

Кубышка моя сама не могла не улыбнуться:

— Конечно… холостое дѣло!… Такъ ты бы меня хоть предварилъ. Когда онъ Миррѣ сталъ аттенціи показывать… Шепнулъ бы мнѣ: берегитесь, молъ, у него вотъ такъ и такъ, связь, и онъ измѣнщикъ…

— Онъ не измѣнщикъ! сказалъ я, — онъ искренно увлекся Миррой и горячо ее даже любитъ, я увѣренъ, а съ той женщиной онъ думалъ покончить… Онъ надѣялся на разлуку, на отсутствіе ея…

— Такъ ты бы такъ мнѣ все это въ ту пору и сказалъ: я бы и Миррочку остерегла, и самому ему дала понять: не суйся, молъ, знаемъ!

— Съ какого права сталъ бы я вамъ это въ ту пору говорить? невольно улыбнулся я опять.

— Съ какого? очень удивилась она моему вопросу, — помилуйте, скажите, вѣдь ты мнѣ здѣсь родня ближайшій, матери-то наши родныя сестры были, я тебя съ дѣтства…

— Тутъ дѣло не въ родствѣ, а въ чести! перебилъ я ее:- что бы вы сказали, еслибъ я вдругъ вашу тайну, безъ вашего спроса, сталъ бы выдавать третьему лицу, въ виду того, что я этимъ могу послужить его пользѣ? То, что я вамъ сейчасъ сообщилъ, я не выдалъ, а передалъ вамъ потому, что мнѣ поручено это вамъ передать, — поймите эту разницу!

Бѣдная женщина опустила голову, тяжко вздохнула и принялась опять плакать.

— Да, сквозь эти слезы говорила она, — хорошо вамъ съ вашими пуанъ д'онёрами этими, а съ Миррочкой-то какъ мнѣ быть теперь?… Она у меня съ полуслова пойметъ, знаю, — да полуслово-то это какъ выговорить матери, когда это ровно что ножомъ ее рѣзать!…

Я молчалъ… Мнѣ было и жутко, и больно… и опять вдали мерцавшія надежды…

— А она… та-то… очень она любитъ его? заговорила снова кузина.

— Вы можете сами разсудить изъ того, что я передалъ вамъ…

— Да, бѣдовая, видно, закачала она своею простоволосою головой:- а мужъ у нея старый?

— Не старый еще.

— А сама она belle femme, очень?

— Красавица!

— Брюнетка или блондинка?

— Рыжая!

— Неправда, прервала она, — я спрашивала Röschen, говоритъ: eine hübsche Brunette!

— Ну и прекрасно, воскликнулъ я нетерпѣливо, — только вы ничего болѣе отъ меня не узнаете, и не для чего вамъ меня и спрашивать! Не о ея наружности, а o томъ, чего можете вы ожидать отъ нея, слѣдуетъ вамъ думать!

Маргарита Павловна вдругъ гордо подняла голову.

— Нечего намъ отъ нея ждать, а ей безпокоиться! Чужихъ любовниковъ дочь моя ни у кого отымать не станетъ! промолвила она, покраснѣвъ отъ волненія: — такъ ты ей и скажи!…

— Хорошо, скажу!…

— Такъ и скажи! повторила она, утвердительно и самодовольно кивая…

Я простился съ нею и вышелъ…

Проходя залу, слышу вдругъ голосъ Мирры:

— Дмитрій Ивановичъ!

Въ первый еще разъ называла она меня такъ, — это удивило меня…

Я обернулся.

Она стояла спиною въ окну, полузакрытая тяжелою штофною занавѣсью, и глядѣла оттуда на меня какъ изъ рамки…

— Вы говорили съ мамой про ту женщину, что утромъ?…

— Говорилъ, сказалъ я, помолчавъ. Подслушивать не въ ея характерѣ: она догадалась! разсудилъ я мысленно.

— И… про… про Леонида Сергѣича? договорила она.

— Дда… и про него, отвѣчалъ я, смутясь невольно.

Она примолкла, опустила голову; что-то въ родѣ усмѣшки пробѣжало по ея лицу… Безъ словъ отдѣлилась она отъ окна, прошла мимо меня въ фортепіано, на которомъ лежала кипа ея нотъ, достала изъ-подъ нихъ ключикъ и, протягивая его мнѣ;

— Вы хотѣли играть въ тотъ разъ… Вотъ вамъ!…

Я недоумѣло шагнулъ въ ней…

— Садитесь, сыграйте! почти повелительно промолвила Мирра.

Я машинально откинулъ крышку…

— Что-нибудь веселое! сказала она.

— Веселое? повторилъ я съ тѣмъ же недоумѣніемъ.

— А то какъ же? отвѣчала она съ улыбкой, странное выраженіе которой заставило меня безсознательно опустить глаза.

Я заигралъ какую-то модную тогда польку. Мирра облокотилась на доску инструмента и стала слушать…

— Миррочка, ты это играешь? послышался тутъ же изъ гостиной удивленный голосъ Маргариты Павловны, раскладывавшей тамъ гранпасьянсъ на сонъ грядущій.

— Нѣтъ, это Дмитрій Иванычъ потѣшается, крикнула на это Мирра въ отвѣть.

Я продолжалъ играть, смутно чувствуя въ то же время, что въ этомъ было что-то подневольное, глупое и осеорбительное для меня… Но еще глупѣе было бы отказываться, еще оскорбительнѣе признать въ этомъ оскорбленіе…

Я едва былъ въ состояніи докончить. Руки мои въ какомъ-то изнеможеніи скользнули съ клавишей на мои колѣни.

— Ну вотъ вы теперь и довольны! медленно и отчетливо выговорила Мирра.