Две маски

Я не отвѣчалъ ему. А произошло со мной то, что Петербургъ служба и все, что окружало меня, становилось для меня съ каждымъ днемъ невыносимѣе. Пользуясь законнымъ поводомъ моей болѣзни и всякихъ грозныхъ послѣдствій ея, услужливо исчисленныхъ въ свидѣтельствѣ, которое выдалъ мнѣ пріятель, полковой докторъ, я подалъ въ отставку. Но главнокомандующій нашъ, великій князь, — хоть я далеко не принадлежалъ къ числу его любимцевъ, — не захотѣлъ выпустить меня изъ полка и вмѣсто отставки велѣлъ отчислить въ безсрочный отпускъ, "въ имѣніе и за границу, до излѣченія болѣзни", сказано было въ приказѣ.

Съ первыми весенними днями я отплылъ въ чужіе края на Любекскомъ пароходѣ…

Недѣли за двѣ до отъѣзда я получилъ письмо отъ Маргариты Павловны Оссовицкой. Оно было третье счетомъ, — на два первыя я не отвѣчалъ. Это третье письмо было гораздо холоднѣе предыдущихъ: кузина почти офиціальнымъ тономъ извѣщала меня, что дочь ея Мирра нѣсколько дней назадъ сочеталась бракомъ съ Евстигнеемъ Степановичемъ, — Скобельцынъ, увы, назывался Евстигнеемъ! — что она совершенно счастлива, велитъ мнѣ кланяться и пожелать добраго пути, такъ какъ онѣ узнали, что я отпущенъ и ѣду на дняхъ за границу, а сами онѣ тоже на дняхъ отправляются на цѣлый годъ въ Симбирскую деревню.

Я отвѣчалъ на это насколько могъ любезнѣе, благодарилъ за ихъ "дорогую мнѣ всегда память", посылалъ имъ въ свою очередь всякія "сердечныя пожеланія и искреннія поздравленія", а въ концѣ письма говорилъ, что общій нашъ знакомый "Леонидъ Сергѣевичъ Гордонъ, предъ отъѣздомъ своимъ на Кавказъ, поручилъ мнѣ передать — если на то будетъ ея, Маргариты Павловны, дозволеніе, прибавилъ я отъ себя, — дочери ея, Миррѣ Петровнѣ, прилагаемую при семъ книгу, въ воспоминаніе добрыхъ вечеровъ, проведенныхъ нами прошлою зимой у нихъ, на Сергіевской."

Серафита, переплетенная, по моему распоряженію, въ изящный, малиноваго цвѣта сафьянный переплетъ, отправлена была съ письмомъ въ тотъ же день въ Москву, по извѣстному мнѣ адресу кузины.

Переписка наша съ нею на томъ и покончилась.

Я былъ въ Баденѣ и игралъ въ рулетку, — это было въ іюлѣ мѣсяцѣ,- когда кто-то изъ соотечественниковъ, подойдя ко мнѣ, сообщилъ мнѣ съ таинственнымъ видомъ, и по-русски, что онъ получилъ только-что изъ Петербурга письмо, содержащее въ себѣ "не совсѣмъ веселыя извѣстія о нашихъ кавказскихъ дѣлахъ".

Я тотчасъ же пошелъ за нимъ, хотя мнѣ везло, и нумеръ 16-й, на который я все время ставилъ, только-что вышелъ два раза кряду…

Письмо извѣщало о походѣ графа Воронцова въ Дарго, о трудномъ дѣлѣ въ Ичкеринскомъ лѣсу, на возвратномъ пути, о смерти генерала Пассека и почти совершенномъ "избіеніи" его отряда въ такъ-называемой сухарной экспедиціи и проч. Много знакомыхъ, говорятъ, добавлялъ писавшій, убито въ этихъ дѣлахъ, но онъ еще не успѣлъ узнать ихъ имена…

А чрезъ нѣсколько дней, русскія дамы въ Баденѣ не встрѣчались иначе какъ съ громовымъ оханьемъ и возгласами:

— Vous savez la nouvelle, — ce pauvre Gordon! Quel malheur!… il était si bien!… Et comme il polkait, ma chère!… Tué raide… à vingt sept ans, — c'est affreux!… Vous venez à la musique ce soir?…

Гордонъ былъ убитъ пулею въ грудь навылетъ, въ трехъ шагахъ отъ Пассека, въ которому былъ посланъ съ приказаніями отъ главнокомандующаго.

Въ то же почти время во всѣхъ газетахъ можно было прочесть, что мужъ Натальи Андреевны назначенъ былъ повѣреннымъ въ дѣлахъ при одномъ изъ итальянскихъ дворовъ…

VIII

Зимою я вернулся въ Петербургъ. Несмотря на лѣченіе заграницей и хотя, въ сущности, самъ чувствовалъ себя довольно здоровымъ, но по наружности выглядѣлъ я, какъ говорятъ василеостровскіе Нѣмцы, еще довольно плохо. Благодаря этому счастливому обстоятельству, попечительное начальство сжалилось надо мною и отпустило меня наконецъ въ чистую. Я надѣлъ фракъ, радуясь моей свободѣ, и, по правдѣ сказать, не зная самъ, что мнѣ дѣлать съ нею…

На душѣ у меня былъ тотъ же холодъ, то же равнодушіе, къ которымъ я взывалъ годъ тому назадъ стихами Лермонтова. Я достигъ ихъ: прошлое было окончательно отбыто. "Въ груди дышали жизни силы", я обрѣлъ искомые "свободу и покой…"А за тѣмъ же что? спрашивалъ я себя — и не находилъ отвѣта.