Собственно ему оставалось только изложить то, что содержались в тех пакетах, которые были вручены его фронтовому товарищу. Что он и сделал, но с небольшим отличием. В письмах, адресованных высоким инстанциям, которые должен был разнести в Москве Холмогоров, говорилось о вреде арестов специалистов для народного хозяйства и для его завода, в частности, и утверждалось, что это дело рук организованного заговора шпионов и диверсантов, но безымянных. А в нынешних собственноручных показаниях, сделанных в тюрьме, он уже прямо назвал фамилии сотрудников органов НКВД своего города, имена которых узнал от сокамерников. Он обвинил их, арестовавших его и других работников завода, в срыве поставок средств радиосвязи для Красной Армии, без которых она остается колоссом на глиняных ногах. Что же касается его принадлежности к троцкистской организации, Самойлов отстукал на машинке то же, что предусмотрительно изложил в прежних посланиях в ЦК и Сталину, уверенный, что в случае ареста его, как и многих, обязательно обвинят в этой галиматье – причастности к троцкизму. Он писал, что никак не может быть троцкистом, потому что в конце гражданской войны между ним, тогда командиром стрелковой дивизии, и Троцким, в те годы председателем Реввоенсовета, произошел конфликт, в результате которого последний своим приказом уволил его, Самойлова, с должности комдива и демобилизовал из Красной Армии. Не согласный с таким решением, он обратился с письменным протестом в ЦК партии, дав Льву Давидовичу нелестную характеристику. Данный факт можно проверить, писал Иван Петрович, обратившись в архив Центрального Комитета.
Действительно, такой неприятный инцидент имел место. Тогда передовой полк его дивизии подходил к одному небольшому уездному городку, где, по слухам, засели белые. Предстояло выяснить, так ли это, а если так, то следовало узнать, какими силами располагает враг. Неожиданно пешую колонну пехотинцев стала обгонять кавалькада легковых автомашин. Затем она остановилась, из одного автомобиля вышел Троцкий и приказал Самойлову с ходу, с марша атаковать городишко и выбить оттуда белых. Командир дивизии начал возражать, объясняя, что, во-первых, без разведки абсурдно начинать наступление, не зная возможности неприятеля, во-вторых, дивизионная артиллерия отстала на несколько десятков километров из-за проблем с фуражом, а без артподготовки лезть на пулеметы, если таковые имеются у врага, затея гибельная и бессмысленная. Комдив предложил дождаться подхода орудий, выяснить, какова боевая мощь врага, и уже потом приступить к атаке. Троцкий сильно разгневался, обвинил Самойлова в невыполнении приказа, отстранил его от должности комдива, велел расстрелять и назначил вместо его комиссара дивизии Яшу Ротенберга, предписав ему без промедления начать наступление. Тот согласился на атаку, но категорически возразил против расстрела бывшего комдива. Жизнь Ивана Петровича была спасена, но он на всю жизнь запомнил дикую сцену штурма укреплений белых без предварительной разведки и без артподготовки, что привело к бесславному и бессмысленному уничтожения целого полка. Белые подпустили красных бойцов на сто метров и открыли беспощадный огонь из несколько десятков пулеметов. Из трех тысяч солдат уцелела только пара сотен. Городок остался в руках белых. Он был взят на следующий день, когда подъехала артиллерия. В своем письме в ЦК Иван Петрович, почти не затрагивая тему снятия его с должности и увольнения из армии, упор сделал именно на этом варварском эпизоде неразумной гибели полка, поставив вопрос о том, могут ли люди, равнодушные к цене человеческой жизни, ничего не смыслящие в военной тактике, руководить Красной Армией.
…Следователь, прочитав напечатанное Самойловым, был взбешен. Он орал матом, топал ногами, стучал кулаком по столу, сделал попытку дать ему в морду, но, видимо, помня его прежний крепкий захват, не решался на рукоприкладство. И крикнул напоследок:
– Ну, сука, живым тебе отседа не уйти. Из тебя здесь сделают котлету.
– Командир, – невозмутимо ответил Иван Петрович, – не горячись, успокойся. Доложи обязательно о моих показаниях начальству. И скажи ему, что аналогичный текст содержится в письмах, адресованных Сталину и ЦК партии. Как я, находясь в камере, смог переслать их в Москву, это мой секрет. Сейчас главное для тебя и для меня – ждать, ждать результатов расследования моих заявлений. Куда вам торопиться? Вы всегда можете действительно сделать из меня котлету Но давайте подождем, Может, котлету сделают из вас. Вы же знаете, что после снятия Ягоды, бывшего вашего наркома, арестовали многих чекистов, а некоторых даже отправили на тот свет. Сейчас только уволили Ежова, но пока не расстреляли. Давайте подождем, расстреляют его или нет. А там, смотришь, будет решена и ваша судьба, и моя.