Снова в кабинете наступило молчание. После некоторой паузы начштаба подошел к радиоприемнику и, включив его, попросил Самойлова найти Берлин и перевести, что сообщают немцы о ходе начавшейся войны.
– Москва молчит, как будто ничего не случилось, – добавил Павлов. – А между прочим, как я понимаю, не только у нас, но и повсюду идут бои.
Иван Петрович подошел к радиоприемнику, покрутил ручку, пошарил во волнам, Услышав немецкую речь, замер. Потом стал переводить:
– Берлин сообщает, что на всех фронтах, от Украины до Прибалтики, идут бои. Вермахт одерживает одну победу за другой. На белорусском и прибалтийском направлении немцы продвинулись на несколько десятков километров. Говориться о большом количестве убитых и плененных со стороны Красной Армии, о множестве уничтоженных или захваченных русских танках, орудий и другой тяжелой техники. В результате утренних воздушных налетов люфтваффе на советские аэродромы на земле уничтожены более тысячи самолетов. Вот такие, если вкратце, новости из Берлина.
– Врут ведь, паразиты! – воскликнул кто-то из присутствующих.
– А может, не врут, если говорить о самолетах, – возразил начштаба. – Если бы товарищ Самойлов не предупредил нас о приближении немецкой эскадрильи, неизвестно, чем бы закончилась для нас внезапная атака с воздуха.
Помолчали, удрученные услышанным. Нарушил тишину снова начальник штаба:
– Товарищи, довожу до вашего сведения печальную новость. У нас нет связи ни с Управлением ВВС наркомата обороны, ни с Генштабом, ни с Прибалтийским военным округом. До сегодняшнего дня мы сообщались по кабелям наркомата связи, теми же, которыми пользовались гражданские организации. Теперь они бездействуют. То ли это дело рук диверсантов, то ли результат бомбежек с воздуха, мы не знаем. А обещанной коротковолновой связи с Москвой и Ригой нам так и не обеспечили.
– К сожалению, – перебил Павлова Самойлов. – соответствующее оборудование к нам не поступило.
– Я и говорю, – продолжил начштаба. – мы оказались в вакууме. Мы не знаем, каковы будут наши дальнейшие действия. Сегодня же мы пошлем У-2 с делегатом в Ригу. А теперь все по местам. Заделываем воронки и восстанавливаем развороченную маскировку. Собираемся здесь в 18.00.
…Продолжая мчаться на мотоцикле в сторону своей радиочасти, Иван Петрович мысленно перебирал увиденное и услышанное сегодня. Вывод напрашивался печальный: если бы дивизии, дислоцированные в Курляндии, стояли у границы в таком же безалаберном виде, как сегодня, то есть не развернутые, плохо обученные, не имеющие даже единого командования, то при внезапном нападении немцев они, безусловно, были бы разбиты вдрызг. Если в таком же состоянии находились сегодня утром наши приграничные войска, то волне возможно, что Берлинское радио не врет, сообщая о полном их разгроме. Вполне вероятно и то, что с воздуха было уничтожено на земле много наших самолетов. Что же касается той же авиации, то очевидно: технически мы сильно, очень сильно отстали от люфтваффе. В небе нам придется очень туго. А вот на земле…
Его мысли прервал свист пуль над головой. Прошло столько лет с тех пор, как он участвовал в боях, но этот зловещий звук отложился в памяти навсегда, его не смог заглушить даже рев двигателя мотоцикла. «Националисты или диверсанты», – промелькнуло в голове. Он резко прибавил скорость и оглянулся: помощник Паша, целый и невредимый, мчался за ним. «Сталин поставил страну в ловушку, захватив Прибалтику, – продолжал рассуждать Самойлов, проскочив зону огня. – Мы стали оккупантами, и нам стреляют в спину, а немцев они наверняка будут встречать, как освободителей». Ивану Петровичу было известно, что незадолго до 22 июня в Латвии были арестованы и высланы из республики многие тысячи местных жителей. Для маленького региона это был чувствительный удар. Тогда же прошел слух, что сотни латышей ушли в леса. И вот теперь они дают о себе знать. Повсюду вдоль дороги валялись спиленные телефонные и телеграфные столбы. Утром, когда Самойлов ехал в авиадивизию, они стояли, а сейчас лежали на земле.
В штабе радиоотряда новостей не было. Но в воздухе незримо витал вопрос: «В связи с войной мы уезжаем или остаемся?» Никто его прямо не задавал, но он был написан на лицах почти всех сослуживцев. Иван Петрович сразу же дал на него ответ, срочно созвав собрание всего коллектива.
– Наша командировка заканчивается 30 июня, – заявил он. – Это означает, что без приказа Управления связи наркомата обороны или Генштаба до первого июля мы не имеем права покидать свой боевой пост.