Две повести о войне

Удивительно, но после этих слов Самойлова следователь стих и даже как-то обмяк. Поразительно другое: через несколько дней его перевели в менее заселенную камеру, и он стал регулярно получать продовольственные посылки от жены. А еще через полтора месяца его освободили с наказом срочно выехать в Москву, в главное управление связи наркомата обороны. Даже спустя годы Иван Петрович вновь и вновь возвращался к этому опасному эпизоду в своей жизни. Его терзал один и тот же вопрос: что его тогда спасло? Найденное в архиве ЦК партии письмо о проделках Троцкого? Или его, Самойлова, убедительные аргументы о пагубности арестов специалистов для развития военного радиодела? А может, просто поворот политики Сталина на смягчение политических репрессий и связанные с этим снятие Ежова и назначение на его место Берии? Ответа для себя Иван Петрович так и не получил.

5

Из штаба авиадивизии Самойлов смог выехать только во второй половине дня. Задержка была вызвана допросом пленного германского летчика. Об этом его как знающего немецкий язык попросил лейтенант госбезопасности – особист авиадивизии. Когда ввели пилота, Иван Петрович, увидев его, заулыбался. Это был вылитый арийский служака с плакатов, которых Самойлов насмотрелся во время последней командировки в Берлин в составе советской торгово-закупочной делегации. Пленный смотрелся как образец нордической расы – белокурый, с голубыми глазами, с характерным рисунком лба и скул, широкоплечий и мускулистый. Особист Ганочкин попросил Самойлова узнать у летчика, как он себя чувствует, не нуждается ли в медицинской помощи. Но пилот не ответил и почему-то неотрывно смотрел на улыбающегося Ивана Петровича – штатского человека, в белой рубашке с короткими рукавами. Веселость этого мужчины пленного пугала больше, чем суровые лица офицеров, которые находились в кабинете. Самойлов спросил летчика, почему он не отвечает на вопросы. Тот зло ответил:

– Я не хочу иметь дело с большевиками, Я ничего не скажу. Я буду верен присяге моему фюреру Адольфу Гитлеру.

Перестав улыбаться, Самойлов вдруг повысил голос и рявкнул, как настоящий немецкий фельдфебель:

– Ты, молодая срань гитлеровская! Если ты так себя будешь вести, дерьмо, то до конца дней своих мы приставим тебя чистить отхожие места в солдатских казармах.

Причем эти слова Иван Петрович произнес не просто на отличном немецком языке, а на швабском диалекте, уловив по первым словам пленного, что он – шваб. Незадолго до первой мировой войны вскоре после окончания Петербургского политехнического университета Самойлов стажировался в Берлинском университете, и его сосед по комнате в студенческом общежитии был шваб. У него он и подучился особому национальному говору. Пленный же, услышав родную речь да еще с фельдфебельскими заворотами, остолбенел. Лицо его покрылось красными пятнами, лоб вспотел. И он вытянулся во фрунт.

– Слушайте меня внимательно, лейтенант, – снова заговорил Самойлов. – Вы в плену, война для вас закончилась, вы живы и здоровы, и этому счастливому обстоятельству вы должны только радоваться. Никаких секретов мы у вас не будем выспрашивать. Так что вы останетесь верным своей присяге. И если мы у вас что-то и спросим, то из чисто человеческого любопытства, – и обратившись к присутствующим, задал вопрос: что будем спрашивать?

– Спросите, какой марки его сбитый самолет? – подал голос начштаба Павлов.

– Мессершмитт Bf – 109F-2, – ответил пленный.

– Я специалист по радиоделу, – продолжал Самойлов, – устанавливаю переговорные устройства на наших самолетах. Некоторые из них закуплены нами в Германии, – Иван Петрович назвал марку аппаратуры. – Между прочим, отличная вещь. На вашем самолете установлена такая же?

– Та же, – уже успокоенный безобидными вопросами, ответил летчик.

Командный состав авиадивизии заинтересовался техническими и боевыми характеристиками мессершмитта. Вот что удалось узнать у пленного. Такими самолетами, которые назвал лейтенант, в настоящее время оснащена половина германских истребительных частей. Они имеют максимальную скорость 620 км/час на высоте 5000 метров, скороподъемность 1300 м/минуту, вооружены 20–мм мотор-пушкой с темпом стрельбы 800 выстрелов в минуту и двумя синхронными пулеметами. Истребители этой серии напичканы самыми современными приборами. Так, автоматика регулирует температурный режим двигателя, а также качество и количество топливной смеси, давление наддува, шаг винта. То есть немецкий пилот в полете просто перемещает сектор газа, увеличивая или уменьшая обороты двигателя, а все остальное выполняет автоматика., обеспечивая оптимальный режим винтомоторной группы, разгружая летчика от лишних движений, позволяя ему уделять больше внимания воздушной обстановке и оценке быстро меняющейся ситуации.