Две столицы

– Даже в шестьдесят. Я уже уговорил Прасковью Ивановну Мятлеву, урожденную Салтыкову, она пятьдесят тысяч даст на экспедицию и обещает отца на такую же сумму уговорить. А я, как хан Дербента, тоже готов вложиться в это мероприятие, мне там на Кавказе тоже эти великаны нужны. Пятьдесят тысяч серебром и я дам.

– Вот как, Салтыковы, говорите? Сто тыщ, говорите?

– Хочу и у графа Шереметева столько же попросить, – последний козырь Брехт использовал.

– Шереметев, Салтыков? Хм. Салтыков, Шереметев. А? А, чего уж. Я дам от себя пятьдесят тысяч и департамент мой выделит двадцать тысяч, если государь одобрит. Много же еще не хватает?

– Половины.

– Вот как, половины. Я, Петр Христианович, поговорю кое с кем и с Александром Павловичем тоже. Вы пока молчите. Договорились?

Чего тут не понять, хочет подать эту идею от своего имени, как же, все силы бросил на спасение принцессы Елены Прекрасной.

– Конечно, Николай Петрович. Вверяю сей прожект в ваши руки.

Глава 24

Событие шестьдесят четвертое

Бывает, что не хочется жить, но это вовсе не значит, что хочется не жить.

Станислав Ежи Лец

Невысокий сухонький человечек в расшитом золотом мундире, он же обер-полицмейстер Санкт-Петербурга действительный статский советник Николай Сергеевич Овсов был без тряпки белой на голове в этот раз. И смотрел на Брехта не жалобно, а грозно. А ведь знал. Старый опытный лис, и забыл поговорку, что оказанная услуга ничего не стоит. Ладно, не получилось по-хорошему, вдарим по почкам.

– Может, передумаете, Николай Сергеевич, – сделал последнюю попытку решить дело без садизма Петр Христианович.

– Да что вы себе возомнили, ваша светлость, чтобы я татями торговал?! – Тут что, скрытая камера или подслушивает кто-то, за той вон шторкой стоит?

Брехт дошел до шторы и отдернул ее, никаких товарищей из Тайной экспедиции за ней не было. Выходит, господин Овсов просто дурак. Чего там кот Базилио с лисой Алисой пели? «На дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь и делай с ним, что хошь».

– Жаль, Николай Сергеевич, а я хотел после обеда того же мальчонку к вам послать с противоядием. Видите ли, для того, чтобы избавиться от боли в зубе, нужно убить нерв зубной. Именно он и болит. Пульпа называется. Однако, чтобы достичь «герметической реставрации», необходима вторая микстура. Она разлагает тот яд, что вы вчера приняли, и не позволяет пульпе снова нагноиться. Но пульпа ладно. Яд – ключевое слово. Если это противоядие не принять, то сначала с горшка вставать не будете, вечно будет по малой нужде хотеться, потом судороги в конечностях начнутся, а умрете от удушья. Легкие работать перестанут. Тяжелая смерть, на горшке, дергая членами и задыхаясь. До свидания, ваше превосходительство.

– Да я сейчас всю полиция Петербурга…

– Меня государь на ужин семейный пригласил на вечер сегодняшний, и я сейчас лечу принцессу Елену Павловну, я посмотрю, как ваша полиция всего Петербурга меня из-за стола у императора вытаскивать будет, а Мария Федоровна головой качать и спрашивать, а как же Леночка? Может, вы погорячились? Ну, зуб вчера сильно болел. Сегодня голова с утра как в тумане. Да и на горшок уже хочется, признайтесь. – Нейролингвистическое программирование – это наше всё.

– Я сейчас!!! – И убежал.

Вернулся назад человек с лошадиной фамилией не скоро и сине-красный весь. Пятнами.

– Простите, Петр Христианович. Дурак полнейший, точно, голова как в тумане. Так войдите в положение, о благе добропорядочных граждан пекусь.

– А что такое, Николай Сергеевич? Вот только зашел. Не знаю ничего о ваших бедах. Что-то случилось у вас? Как настойка ведьмы Матрены подействовала? – дал возможность отмотать назад Овсову Брехт.

– Замечательная настойка, буквально сразу уснул, а как проснулся – и не болит ничего. Не ведьма ваша Матрена, а добрая волшебница.

Нет. Так не пойдет. Матрену и Брехта нужно бояться.

– Ошибаетесь, дорогой Николай Сергеевич, вы бы видели эти волосатые бородавки у нее на подбородке и на носу. Жуть. Ей человека отравить – раз плюнуть. Ведьма и есть! Но полезная, если с ней по-доброму. Подарки очень любит. Душами! Черными душами. Убивцами всякими. Она из них силу черпает, когда зелья готовит. Одни высохшие мумии остаются в конце этого бесссссовского обряда… – Брехт скрючил пальцы на руках и стал их тянуть к обладателю лошадиной фамилии. И оскал еще вампирский изобразил. В кино часто показывали.

Бах. Перестарался, обер-полицмейстер в обморок грохнулся.

Ох, и это главный полицейский столицы. Измельчал народец. Сталина на них нету. Брехт, чтобы усилить воздействие, склонился над павшим… Нет, на ангела не похож, просто павший, и зловещим шепотом, как можно более скрипуче, как в детской сказке, произнес:

– Должок! – а потом похлопал по щекам.

– Ох, что-то мне дурно, ваша светлость. Не прикажете ли настойки прислать, я бричку отправлю?