В последовавших заявлениях для прессы никто не обмолвился о том, что многое в нашей экспедиции шло не так. Общественности никто ничего не объяснял. Всем стало известно только то, что полет проходил и закончился благополучно. С точки зрения властей, любые сложности и кризисы следовало обсуждать и анализировать только в рамках технических комиссий. А публике не нужно ничего сообщать.
По стандартам того времени, за наши усилия мы получили щедрые награды. Меня тут же произвели в подполковники, и нас обоих, меня и Пашу, удостоили звания Героев Советского Союза. Вдобавок, каждому дали по 15 000 рублей премии и подарили по «Волге». Кроме того, мы заработали по сорокапятидневному отпуску. После него последовала серия официальных визитов за границу на научные симпозиумы и конференции, а еще встречи с лидерами иностранных государств в ознаменование нашего приезда. В основном мы путешествовали по Восточной Европе – побывали в Чехословакии, Венгрии, Югославии, ГДР и Болгарии, но съездили также во Францию, в Австрию, Грецию и на Кубу.
Когда мы гостили в Болгарии вместе с семьями и проезжали по Софии, люди высыпали на улицы, радовались и кидали цветы в воздух. Их не привозили автобусами и не заставляли приветствовать нас напоказ. Нас встречали обычные местные жители, которые питали к нам самые лучшие и добрые чувства. Вике подарили маленького барашка с бантом на шее. Мы даже не знали, что с ним делать. Светлана привязала его к розовому кусту около нашей комнаты в отеле, но к утру барашек исчез. В прессе написали, что он убежал.
Когда на следующий вечер мы ужинали с президентом Болгарии, тот спросил Вику, почему она не позаботилась о барашке.
Вика не дала себя в обиду:
– Он не убегал, – заявила она. – Это ваши люди забрали его, потому что он топтался по розам.
Все, кто это слышал, хохотали до упаду.
Такую уйму внимания Светлана не всегда переносила легко. И дома, и за границей нас часто приглашали на встречи и вечеринки, и часто ко мне или к Паше подходили женщины с приглашением потанцевать.
– Не надо монополизировать вашего мужа. Нам всем хочется провести с ним немного времени, – говорили они.
Светлана была молода и иногда ревновала. Ей потребовалось время, чтобы привыкнуть: мы теперь постоянно в центре внимания.
Это выражалось в том числе и в горах писем, которые стали мне приходить. После полета Юрия на него обрушился такой поток корреспонденции, что в Звездном Городке пришлось создать спецотдел, занимавшийся ее обработкой. В первые дни после нашего полета мы тоже получили свой вал писем – их приходило как минимум по 50 штук в день. Поначалу я пытался отвечать на все, но потом это превратилось в сущий кошмар, и мне пришлось передать обязанность отвечать на письма в тот же отдел. Многие из писем были грустными: люди просили помочь им получить квартиры, работу или лечение. Но некоторые заставляли меня улыбаться, например, вот такое: «Привет, Леша и Паша, – начиналось письмо. – У вас рисковая работа. Моя работа тоже рисковая. Если в космосе у вас что пойдет не так, то вы трупы. А если напортачу в работе я, то попаду в тюрьму. Клянусь, что когда закончу писать это письмо, то завяжу с преступными делами. Желаю всего наилучшего». На письме стояла подпись: «Цыпленок». Оказалось, что это кличка печально известного вора и грабителя!
Годы спустя я передал это письмо министру внутренних дел с просьбой проверить, как дела у этого вора. Вскоре министр связался со мной и рассказал, что Цыпленок действительно стал тихим и смирным с тех пор, как написал нам. Письмо это сейчас находится в экспозиции музея МВД.
Наше путешествие на Кубу летом 1965 года совпало с празднованием годовщины Кубинской революции. Девять часов мы простояли в миллионной толпе, слушая победную речь Фиделя Кастро. Люди в толпе пребывали в восхищении, но погода стояла очень жаркая и влажная, и многих увезли в больницу с солнечным ударом. Пока мы оставались на острове, Кастро часто приглашал советскую делегацию на совместный ужин. Он много говорил об успехах своей страны в сельском хозяйстве, о свинофермах и о корове, которая производит больше 80 литров молока в день и которой даже поставили памятник.
Говорил он и о проблемах. Он рассказал, как злился на Советский Союз за то, что мы убрали свои ракеты с Кубы. В те годы у Кубы были более близкие отношения с Китаем, чем с СССР, и многие пропагандистские лозунги Кубы и Китая были одинаковыми. Тогда в Китае много говорили о мировой революции, и это нравилось Кастро. Мало кто в Советском Союзе поддерживал подобную риторику. Мы уже «наелись» революции. Фидель иной раз говорил об СССР пренебрежительно. Мы чувствовали себя так, будто он нас поучает. В такие минуты мы притворялись, что ничего не заметили. Скоро он поймет, насколько ему нужна поддержка Советского Союза.