Дыхание снега и пепла, т.1

- Если бы я не знала, что вы законник, - заметила я, - ваша речь убедила бы меня в этом. Думаю, вы сейчас сказали, что подозреваете моего мужа в том, что он вооружает индейцев, и вам это не нравится. С другой стороны, если он вооружает свой отряд милиции, это хорошо при условии, что данный отряд будет действовать в соответствии с вашими пожеланиями. Так?

Веселая искорка блеснула в его глубоко посаженных глазах, и он склонил голову, признавая мою правоту.

- Ваше понимание поражает меня, мэм, - произнес он.

Я кивнула и закрыла веер.

- Хорошо. И могу ли я спросить, каковы ваши пожелания? Я не спрашиваю, с чего вы решили, что Джейми должен прислушаться к ним.

Он рассмеялся, и его лицо, уже красное от жары, стало пурпурным.

- Я жажду справедливости, мэм, падения тирании и свободу, - сказал он, - как всякий честный человек.

«…ради свободы – ради того единственного, от чего ни один честный человек не откажется, разве, что ценой своей жизни.»[187] Слова зазвучали в моей голове и, очевидно, отразились на моем лице, потому что он остро взглянул на меня.

- Я глубоко ценю вашего мужа, мэм, - спокойно произнес он. – Вы передадите ему наш разговор? – Он поклонился и отвернулся, не дожидаясь моего кивка.

Он не контролировал свой голос, когда говорил о тирании и свободе. Я заметила, что головы поворачивались к нам, и мужчины собирались группками, переговариваясь и провожая взглядами его уход.

Забывшись, я глотнула лимонный напиток и была вынуждена проглотить эту противную жидкость. Потом, развернувшись, нашла глазами Джейми, который все еще находился рядом с Алланом МакДональдом, но немного отстранился от него, занятый тихим разговором с майором МакДональдом.

Все происходило гораздо быстрее, чем я предполагала. Я думала, что республиканские настроения еще слабы в этой части колонии, но Форбс так открыто говорил о них на публике, значит, они набирали силу.

Я оглянулась посмотреть на судью и заметила, что ему перегородили путь двое мужчин с сердитыми лицами. Я была слишком далеко, чтобы услышать, что они говорили, но их позы и выражение лиц были красноречивы. Слово за слово, и ситуация стала накаляться. Я оглянулась в поисках Джейми; в прошлый раз на барбекю в Речном потоке – это было перед войной с регуляторами – на поляне возникла драка, и сейчас я полагала такое происшествие весьма вероятным. Алкоголь, жара и политика делали взрывоопасной ситуацию на любом сборище, тем более сборище горцев.

И взрыв мог произойти – еще больше мужчин со сжатыми кулаками собрались вокруг Форбса и его двух оппонентов – но тут с террасы раздался гулкий звон большого гонга Джокасты, который заставил всех изумленно поднять головы.

На бочонке из-под табака стоял улыбающийся майор с поднятыми вверх руками.

- Ceud mile fаilte[188]! – прокричал он и был награжден аплодисментами, полными энтузиазма. – И мы сто тысяч раз приветствуем наших дорогих гостей! – он продолжил по-гэльски, протягивая руки к МакДональдам, которые стояли по бокам от него, улыбаясь и кивая на аплодисменты. Судя по их поведению, они были привычны к такому приему.

Еще несколько фраз, почти утонувших в приветственных криках, и Джейми с Кингсбургом аккуратно подняли миссис МакДональд на бочонок, где она немного покачнулась, но быстро восстановила равновесие, схватившись за головы обоих мужчин и улыбаясь на смех окружающих.

После обмена лучезарными улыбками толпа притихла, ожидая ее слов.

У нее был чистый высокий голос, и она была привычна к произношению публичных речей, совершенно необычное качество для женщин этого времени. Я находилась слишком далеко, чтобы расслышать каждое слово, но легко уловила суть ее речи.

После благодарности хозяевам, шотландской коммуне, гостям, которые приветствовали ее семью с таким теплом и добротой, она с пылом призвала своих слушателей выступить против того, что она называла «фракционностью», заверяя, что это опасное движение может вызвать большие беспорядки, которые могут угрожать миру и процветанию, с таким трудом достигнутым на этой славной земле.

И она, как я с некоторым шоком осознала, была права. Я слышала, как Бри и Роджер спорили на тему – почему горцы, сильно пострадавшие от гнета англичан, должны воевать на английской стороне, и, как показала история, многие из них будут.

- Потому что, - терпеливо объяснял Роджер, - у них есть что терять, и взамен они получат чертовски мало. И кроме того они, как никакой другой народ, знают, что значит воевать с Англией. Ты думаешь, что люди, пережившие зачистки Камберленда[189], построившие свою жизнь в Америке из ничего, стремятся снова испытать такое?

- Но, конечно же, они будут сражаться за свободу, - запротестовала Бри. Он с усмешкой посмотрел на нее.

- Здесь они имеют свободы гораздо больше, чем в Шотландии, а в случае войны они рискуют потерять ее. И потом, - добавил он, - практически все они дали клятву верности Короне. Вряд ли они с легкостью нарушат ее, и уж точно не из-за того, что выглядит отчаянным и без сомнения кратковременным политическим переворотом. Это как … - он нахмурил брови в поисках аналогии.