Дыхание снега и пепла, т.1

Если пациент принимает жидкость. Не думаю, что у МакНейлов была рвота; я не учуяла ее запах среди других в хижине. Вероятно, не холера, и это уже лучше.

Брианна сидела на полу возле старшей девочки, положив ее голову себе на колени, и держала чашку с водой возле ее рта. Лиззи с красным лицом стояла на коленях возле очага и разжигала огонь. Мухи летали над неподвижным телом женщины на кровати, а Марсали, наклонившись над маленьким ребенком на своих коленях, отчаянно пыталась ее напоить.

Я видела, как маленькая головка безвольно откинулась на ее колени, и вода стекала по впалым щекам.

- Она не может, - повторяла Марсали снова и снова. – Она не может, не может.

Игнорируя свой собственный совет относительно пальцев во рту, я сунула указательный палец в рот ребенку, надавливая на небо в попытке вызвать рвотный рефлекс. Он был; девочка захлебнулась водой во рту и резко выдохнула. Я почувствовала, как язык сильно прижался к моему пальцу.

Сосала. Она была ребенком, которого еще кормили грудью, и сосание являлось основным инстинктом для выживания. Я развернулась и взглянула на женщину, но взгляда на плоские груди и втянутые соски было достаточно. Тем не менее, я схватила одну грудь и потянула за сосок. Снова и снова, нет, ни капли молока в дряблой груди. Нет воды – нет молока.

Марсали, сообразив, что я делаю, рванула ворот своей блузы и прижала дитя к обнажившейся груди. Крошечные ножки ребенка с синюшными пальчиками, подогнутыми, словно увядшие лепестки, безжизненно свисали.

Я запрокинула лицо Гортензии, капая воду в ее открытый рот. Уголком глаза я видела, как Марсали одной рукой ритмично сжимала свою грудь, вызывая молоко, и мои собственные пальцы повторяли ее движения, массируя горло женщины, заставляя ее сглотнуть воду.

Ее кожа была липкой от пота, в основном, моего. Струйки влаги стекали по моей спине, щекотали между ягодицами, и я могла ощущать свой запах, странный металлический, как у меди.

Внезапно горло женщины дернулось, и я убрала руку. Гортензия захлебнулась, закашлялась, потом ее голова перекатилась набок, и желудок изверг свое содержимое. Я вытерла следы рвоты с ее губ и снова прижала чашку к ее губам. Ее губы не двигались; вода заполнила рот и вытекала на лицо и шею.

Среди жужжания мух я услышала голос Лиззи, спокойный и какой-то отстраненный, словно она говорила издалека.

- Не могли ли вы перестать ругаться, мэм? Дети могут вас услышать.

Я дернулась и оглянулась на нее, только сейчас осознав, что громко повторяла: «Черт, проклятие, черт!», пока работала.

- Да, - сказала я. – Извиняюсь. – И повернулась к Гортензии.

Я заставляла ее проглотить немного воды время от времени, но недостаточно, особенно с учетом того, что кишечник ее продолжал избавляться от содержимого. Проклятый понос.

Лиззи молилась.

- Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с тобой …

Брианна что-то пробормотала, произведя настойчивые звуки материнского ободрения.

- Благословен плод чрева Твоего Иисус …

Большим пальцем, прижатым к сонной артерии женщины, я почувствовала, как она стукнула, замерла и задергалась, словно телега с отсутствующим колесом. Ее сердце начало сдавать. Аритмия.

- Святая Мария, Матерь Божия …

Я стукнула кулаком по центру ее груди, потом еще и еще, с такой силой, что кровать под ее бледным телом содрогалась. Испуганные мухи взлетели с промокшей соломы.

- О, нет, - тихо произнесла Марсали за моей спиной. – О, нет, пожалуйста. – Я слышала этот неверящий голос прежде, смесь отрицания и мольбы, и поняла, что случилось.

- Молись о нас, грешных …

Как будто Гортензия тоже услышала, ее голова внезапно перекатилась набок, и глаза открылись, уставившись на Марсали и ребенка, хотя, думаю, она ничего не видела. Потом глаза ее закрылись, и она сложилась, почти уткнувшись коленями в подбородок. Еще через мгновение ее голова откинулась назад, тело спазматически сжалось и резко расслабилось. Она не отпустит своего ребенка одного. Проклятый понос.

- Ныне и в час смерти нашей. Аминь. Радуйся, Мария, благодати полная …

Тихий голос Лиззи звучал механически; она повторяла слова молитвы неосознанно, как раньше ругалась я. Я держала руку Гортензии, считая ее пульс, но это была пустая формальность. Марсали горестно согнулась над ребенком, прижимая его к своей груди. Молоко, уже не способное ни накормить, ни поддержать, капало из набухшего соска, сначала медленно, потом быстрее, падая, как белый дождь, на маленькое неподвижное лицо.

Воздух все еще был удушающим, все еще заполненным запахами и мухами, а также звуками молитвы Лиззи, но хижина казалась пустой и странно тихой.

Потом снаружи послышались шаркающие шаги, звуки чего-то волочащегося по земле, кряхтение боли и страшного усилия. Потом звук падения и задушенный стон. Пэдрик вернулся к своему порогу. Брианна взглянула на дверь, но на ее руках все еще была старшая девочка и все еще живая.

Я осторожно опустила безжизненную руку женщины и пошла помогать.

Глава 61. ПОВЕТРИЕ