Джокер в колоде

Толстуха уставилась на нее. С тех пор как Хельга видела ее сидящей на крыльце и читающей журнал, она изменилась: надела красное хлопчатобумажное платье, чистое и наглаженное, на голове был повязан красный с желтым платок.

– Моего сына? – Голос у нее был мелодичный и чистый. Хельге не составило труда представить роскошное контральто, льющееся из этого дородного тела.

– Я – миссис Герман Рольф, – представилась Хельга. – Так можем мы поговорить?

– Миссис Рольф? – Глаза хозяйки расширились, затем метнулись мимо гостьи в направлении зевак из соседних домов. – Входите, прошу вас.

Она проводила Хельгу в маленькую, безупречно чистую гостиную. Обстановку составляли потертый диван, два не менее потертых кресла, старенький телевизор, на столе стоял папоротник в горшке. С большой фотографии на стене Хельге улыбался высокий, приятного вида белый мужчина. Светлый пиджак его выглядел поношенным, а в претенциозной позе угадывалась некая нарочитость. Веселый неудачник, решила Хельга, возможно, владелец сахарной плантации, недостаточно прилежно трудившийся. Приглядевшись к снимку повнимательнее, она поняла, на кого Дик Джонс похож.

Миссис Джонс закрыла дверь.

– Я читала про мистера Рольфа сегодня утром, – смущенно проговорила она. – Примите мои соболезнования. Как ужасно, когда такого замечательного человека разбивает паралич.

– Спасибо.

Повисла пауза, во время которой две женщины из противоположных миров присматривались друг к другу.

– Не присядете, мэм? – осведомилась хозяйка. – Тут у нас скромно, но уютно.

– Это ваш супруг? – спросила Хельга, устраиваясь.

– Это Генри Джонс. Человек так себе, но он подарил мне Дика, хвала Господу.

– Я хочу поговорить о вашем сыне, миссис Джонс, – сказала Хельга. Ей не терпелось закурить, но инстинкт подсказывал, что крупная цветная женщина этого не одобрит, а завоевать ее расположение было важно. – Он обслуживает мой номер в отеле и показался мне юношей воспитанным, сообразительным и старательным. В моем доме в Парадиз-Сити – это совсем рядом с Майами – есть место слуги. Для Дика это был бы хороший шанс, но прежде чем говорить с ним, я подумала, что надо обсудить это с вами. – Ее губы снова сложились в улыбку. – Мой управляющий обучит вашего сына, ему назначат хорошую зарплату, а еще у него будет шанс побывать в Нью-Йорке и в Европе.

– Благословение Господне! – Миссис Джонс воздела руки. – Почему такая большая госпожа, как вы, мадам, хлопочет о моем сыне?

Хельга делано рассмеялась:

– Такая уж я есть, миссис Джонс. Располагая деньгами, я имею возможность помогать людям. Понаблюдав за работой вашего сына, я решила, что смогу быть полезна ему, а он пригодится в моем доме. Мне известно, как матери переживают за своих детей. Понимаю, как трудно отпустить от себя хорошего сына, но я бы напомнила себе, что это ради его будущего.

Негритянка посмотрела прямо на Хельгу, и в глазах у нее блеснуло любопытство.

– У вас есть дети, мэм?

«Ты заболталась, – одернула себя Хельга. – Будь осторожнее».

– К несчастью, нет, но я помню, как относился ко мне отец, – вывернулась она.

– Дик – хороший мальчик, мэм, – сказала толстуха. – Целеустремленный. Позвольте, я вам кое-что расскажу. Ему хотелось мотоцикл. Совсем на этом свихнулся и стал копить, копить, копить. В отеле ему платят семьдесят баксов, это хорошие деньги для людей вроде нас. Мне Дик отдавал тридцать на хозяйство, а остальное откладывал. Потом он вдруг приезжает на этом мотоцикле. Тысячу долларов накопил, вы только представьте, мэм! Тысячу баксов! И знаете, благодаря чему? Никаких девчонок, ни кино, ни выпивки, ни сигарет: собирал по центу – и вот получил мотоцикл. Такой вот он, мой сын – хороший, лучше не найдешь.

Глядя на это светящееся гордостью лицо, Хельга пыталась представить, как повела бы себя благочестивая мамаша, узнав, что мотоцикл обошелся сыночку в четыре с лишним тысячи долларов.

– Я буду платить ему сто долларов при полном обеспечении, – сказала она. – Ему, разумеется, придется много работать, но возможностей накопить у него прибавится. Не возражаете ли вы, миссис Джонс, если Дик будет работать на меня?

– Я? – Толстуха замотала головой. – Мэм, я ведь родом с Гаити. Работала на сахарной плантации. Там и с Генри Джонсом встретилась. Когда моему мальчику исполнилось двенадцать, я сказала себе, что пора выбираться оттуда. Накопила денег и приехала сюда. Это было трудно, но я хотела, чтобы у него был шанс. И он воспользовался им, устроившись в гостиницу. Я живу ради сына, мэм. Забирайте его. Я буду скучать, но зато он сможет побывать в Нью-Йорке, в Европе, будет работать на таких великих людей, как Рольфы… Об этом я даже мечтать не смела.

Хельга встала:

– Тогда я все устрою. Вероятно, мы с мужем вернемся в Парадиз-Сити завтра. Дик поедет с нами.

Миссис Джонс прижала большие натруженные руки к пышной груди.

– Так скоро, мэм?

– Да. Но не переживайте. С ним все будет хорошо. – Хельга заметила, как на крупные черные глаза собеседницы навернулись слезы. – Вы такая разумная и заботливая мать.

Толстуха заставила себя подняться.