Эгоист (дореволюционная орфография)

— А что же тутъ иное? — разразился Зандовъ старшій. — Какъ называешь ты ту пошлую скоморошью игру, которую ты инсценировалъ за моей спиной. Значитъ, въ теченіе цлыхъ недль я въ своемъ дом былъ окруженъ ложью и обманомъ? И Джесси вовлекли въ это — вдь безъ ея согласія все это было бы невозможно! Вс вы составили заговоръ противъ меня! Ты... — онъ обернулся къ Фрид, словно на одну ее желая из­лить весь свой гнвъ, но въ этотъ же моментъ встртился съ глазами двушки, и слова замерли на его устахъ. Онъ помолчалъ нсколько секундъ, а затмъ продолжалъ съ горькимъ презрньемъ: — наврно теб нарисовали, какъ соблазнительно имть отца, который можетъ оставить теб въ наслдство бо­гатство и создать теб блестящее положеніе? Ради этого ты путемъ лжи вторглась въ мой домъ. Но то, въ чемъ я по­клялся, покидая Европу, останется неизмнно. У меня нтъ ребенка, я не желаю имть его, даже если законъ хоть де­сять разъ присудитъ его мн! Удались назадъ за океанъ, туда, откуда ты явилась. Я не хочу быть жертвой обмана.

— Вотъ этого-то я и опасался! — тихо произнесъ Густавъ и обратился къ молодой двушк: — Фрида, разбуди же въ немъ отцовское чувство! Видишь, меня онъ не слушаетъ, тебя же онъ долженъ выслушать. Такъ говори же! Разв ты не чув­ствуешь, что зависитъ отъ настоящей минуты?

Но Фрида молчала; она даже не раскрывала своихъ судо­рожно сжатыхъ губъ. Она тоже была мертвенно-блдна, но на ея лиц виднлось то же самое выраженіе мрачнаго упорства, которое искажало черты ея отца.

— Оставь меня, дядя Густавъ! — наконецъ произнесла она. — Я не могу теперь просить и не могла бы сдлать это, если бы даже отъ этого зависла моя жизнь. Я только намрена сказать отцу, что неповинна въ томъ „обман“, въ которомъ онъ меня упрекаетъ.

Нжная фигура молодой двушки выпрямилась во всю свою высоту, темные глаза вспыхнули, а вслдъ затмъ, какъ потокъ, который ничего не можетъ сдержать, у нея страстно вы­рвалось чувство глубокаго оскорбленія.

Она подошла къ отцу и рзко воскликнула:

— Теб незачмъ было такъ жестоко отталкивать меня; вдь я сама ушла бы въ тотъ моментъ, когда мн стало бы ясно, что то единственное, чего я здсь искала, а именно сердце отца, останется для меня недоступно. Я никогда не знала родительской любви. Мать для меня была чужда, объ отц я знала только, что онъ живетъ далеко за океаномъ и отвергъ меня изъ ненависти къ моей матери. Я прибыла сюда съ неохотой; вдь я тебя не знала и не любила, а лишь бо­ялась тебя. Но дядя сказалъ мн, что ты одинокъ и озлобленъ на весь міръ, что ты глубоко несчастенъ, несмотря на все свое богатство, что ты нуждаешься въ любви и что только я одна могу дать теб ее. Этимъ онъ заставилъ меня, несмотря на мое сопротивленіе, похать сюда за нимъ; этимъ онъ укрощалъ меня каждый разъ, когда я выражала желаніе ухать отсюда на родину. Но теперь онъ вроятно не станетъ удер­живать меня, а если бы и сдлалъ это, то я все-таки вырва­лась бы отсюда. Сохрани за собою свои богатства, отецъ, которыя только, по твоему мннію, влекли меня къ теб. Они не принесли теб блага — это я давно знала и заключаю объ этомъ опять изъ твоихъ словъ. Если бы ты былъ бденъ и покинутъ, я все-таки попыталась бы полюбить тебя, теперь же я не могу этого. Я уйду отсюда сейчасъ же.

Въ этой вспышк и упрямств молодой двушки было что-то безграничное, но какъ разъ въ нихъ-то и проявилось то, что оказало сильнйшее дйствіе, нежели это могли бы сдлать просьбы, а именно сходство дочери съ отцомъ. При обычномъ теченіи жизни это сходство въ лицахъ шестнадцатилтней двушки и человка съ уже сдыми волосами могло зату­шевываться или проявляться лишь въ нкоторыхъ признакахъ; здсь же, въ моментъ высшаго возбужднія, оно выступило съ такой силой, что рушилось всякое сомнніе въ немъ.

Францъ Зандовъ противъ своей воли долженъ былъ замтить это сходство. Вдь это его глаза горли предъ нимъ, вдь это его голосъ звучалъ въ его ушахъ, вдь это его соб­ственное упрямство было теперь направлено противъ него. Вс его черты до единой повторились въ его дочери. Голосъ крови и сходство характеровъ проявлялись такъ громко и неопровер­жимо, что въ немъ стала исчезать навязчивая идея, которой онъ столь долго былъ проникнутъ.

Фрида обратилась къ дяд:

— Черезъ часъ я буду готова въ дорогу. Прости, дядя Густавъ, что я такъ плохо слдую твоимъ указаніямъ и длаю безплоднымъ все твое самопожертвованiе, но я не могу посту­пить иначе, не могу!

Она бурно прижалась къ груди Густава, но это длилось лишь одно мгновеніе; затмъ она вырвалась изъ его объятій, проскользнула мимо отца и, словно за нею была погоня, по­мчалась черезъ садъ къ дому.

Францъ Зандовъ, увидвъ свою дочь въ объятьяхъ брата, сдлалъ было движеніе, какъ будто хотлъ вырвать ее изъ нихъ, но его рука безсильно опустилась, и онъ самъ, какъ подрзанный колосъ, опустился на стулъ и закрылъ лицо ру­ками.

Наоборотъ Густавъ не сдлалъ никакой попытки удержать племянницу. Онъ спокойно стоялъ, и скрестивъ на груди руки, наблюдалъ за братомъ. Наконецъ онъ спросилъ:

— Ну, теперь ты вришь?

Францъ Зандовъ выпрямился; онъ хотлъ отвтить, но слова не шли у него съ устъ.