— Джесси тоже сегодня наталкивала меня на решительный шагъ, и я вижу, что она боле не понимаетъ моей медлительности. Но вдь она не знаетъ всего дла, она думаетъ, что для ея опекуна ты совершенно посторонняя, которую онъ полюбилъ и которой безъ сопротивленія открывалъ свои объятья. Но мы, — тутъ онъ схватилъ руку молодой двушки и крпко сжалъ своею, — знаемъ это лучше ея, мое бдное дитя!.. Мы знаемъ, что теб приходится бороться съ мрачной ненавистью, которая уже отравила цлую жизнь и такъ сплелась съ этой жизнью, что нсколько привтливыхъ словъ не въ состоянiи изгнать ее. Я хотлъ отвоевать теб твое право, когда мой братъ покидалъ Европу, я затмъ и длалъ попытки къ этому, но узналъ при этомъ, какъ глубоко коренится въ немъ его злосчастная идея. Для того, чтобы она не возродилась въ немъ и не разлучила опять васъ другъ съ другомъ, вы должны еще больше сблизиться. Или ты думаешь, что я безъ настоятельной необходимости возлагаю на тебя подобную тяжесть?
— О, нтъ, конечно нтъ!.. я безусловно повинуюсь теб, но только мн становится безконечно тяжело лгать!
— А мн такъ вовсе нтъ! — заявилъ Густавъ. — Я никогда не думалъ, что іезуитское правило „цль оправдываетъ средства“ является такимъ безупречнымъ средствомъ противъ угрызеній совсти. Я лгу, такъ сказать, съ полнымъ душевнымъ спокойствіемъ, даже съ возвышающимъ меня въ своихъ глазахъ ощущеніемъ. Но теб совершенно незачмъ брать съ меня примръ въ этомъ. Вовсе нтъ необходимости, чтобы такое дитя, какъ ты, уже стояло на выcот моей объективности. Наоборотъ, неправда должна быть тяжела для тебя, и я испытываю большое удовлетворенiе, что это дйствительно такъ и на самомъ дл.
— Но Джесси? — воскликнула Фрида, — могу ли я наконецъ доврить все ей? Она относится ко мн съ такой любовью, она мн, чужой, какъ сестр, открыла свои объятья...
— Чтобы избавиться отъ меня! — перебилъ ее Густавъ. — Да, только изъ-за этого она открыла теб свои объятья. Чтобы избавиться отъ моего сватовства, она дозволила бы мн ввести въ домъ кого угодно, лишь бы только это существо избавило ее оть нежелательнаго жениха. Поэтому ни слова ей! Джесси не включается въ игру! Это — мое спецiальное удовольствiе допускать, чтобы она презирала меня, и я долженъ еще нсколько времени наслаждаться имъ.
— Потому что для тебя все — лишь игра, — съ упрекомъ сказала Фрида. — Но вдь она-то страдаетъ оть этого.
— Кто? Джесси? Нисколько!.. Она просто-налросто въ высшей степени злится на мою такъ называемую мерзость, и я желаю дать себ по крайней мр хоть одно маленькое удовлетвореніе, оставивъ ей эту злость.
— Ты ошибаешься, ей чрезвычайно горько, что она принуждена такъ судить о теб. Я знаю, она плакала изъ-за этого.
Густавъ вскочилъ, словно подъ дйствіемъ электрическаго тока.
— Что? правда ли это? Ты это на самомъ дл видла? Она плакала?
Фрида съ безграничнымъ удивленіемъ взглянула на его просіявшее лицо.
— И ты этому радуешься? Неужели ты дйствительно можешь упрекать ее за то, что она заставляетъ тебя расплачиваться за заблужденіе, которое ты самъ же вызвалъ? Неужели ты можешь быть столь мстительнымъ и мучить ее?
— Ахъ, ты, шестнадцатилтняя мудрость! — воскликнулъ Густавъ, заливаясь смхомъ. — Ты хочешь взять свою подругу подъ защиту отъ меня... отъ меня!.. Правда, ты уже очень умна для своихъ лтъ, моя маленькая Фрида, но въ подобныхъ вещахъ ршительно ничего не понимаешь, да это вовсе и не нужно. Ты можешь спокойно подождать съ этимъ еще пару годковъ. Но говори же! Когда плакала Джесси? Откуда ты знаешь, что эти слезы были изъ-за меня? Да говори же! Ты видишь же, что я сгораю отъ нетерпнія!
На лиц Густава действительно виднлось высшее напряженіе, и онъ читалъ слова двушки буквально съ ея устъ. Фрида повидимому и на самомъ дл ничего не понимала въ „подобныхъ вещахъ“; по крайней мр она смотрла на Густава все еще съ крайнимъ изумленіемъ. Однако она уступила его настояніямъ и начала говорить:
— Недавно Джесси задала мн съ укоромъ вопросъ, неужели я дйствительно рискну доврить все свое будущее такому безсердечному эгоисту, какъ ты? Я стала защищать тебя — правда, достаточно неловко, такъ какъ вдь я не смла ничего выдать и должна была молчаливо выслушивать каждый упрекъ теб.
— Ну, дальше! — задыхаясь торопилъ ее Густавъ. — Дальше!..
— И вотъ во время этого разговора Джесси внезапно разразилась слезами и воскликнула: „Ты слпа, Фрида, ты хочешь быть слпой, а я имю въ виду лишь твое счастье! Ты не знаешь, какъ мн тяжело такъ унижать предъ тобою этого человка, и Богъ всть, сколько бы я дала за то, чтобы онъ представился и мн такимъ же чистымъ и стоялъ такъ же высоко, какъ въ твоихъ глазахъ!“. Сказавъ это, она убжала и заперлась въ своей комнат. Но я знаю, что она тамъ проплакала несколько часовъ.
— Это — ни съ чмъ несравнимое, дивное извстіе! — въ восхищеніи воскликнулъ Густавъ. — Дитя, ты даже представить себ не можешь, какъ ты была умна, замтивъ это! Поди сюда, за это я долженъ поцловать тебя! — и онъ, обнявъ двушку, сердечно поцловалъ ее въ об щеки.