Эгоист (дореволюционная орфография)

— Я думалъ, что эта встрча должна была бы убдить тебя, — продолжалъ Густавъ. — Вдь сходство было прямо-таки страшно. Ты видлъ себя въ своемъ ребенк, какъ въ зеркал. Францъ, если ты не вришь и этому свидтельству, то­гда конечно все погибло.

Францъ Зандовъ провелъ рукою по лбу, покрывшемуся холоднымъ потомъ, а затмъ поглядлъ на домъ, гд исчезла Фрида.

— Позови ее назадъ! — тихо сказалъ онъ.

— Это было бы безплоднымъ трудомъ; она все равно не по­слушается меня. Да разв ты самъ вернулся бы, если бы тебя такъ оттолкнули? Фрида — дочь своего отца, она не прибли­зится къ теб, разв если ты только самъ приведешь ее об­ратно.

Опять наступило на нсколько минутъ молчаніе, затмъ Францъ Зандовъ, хотя и медленно, съ трудомъ, поднялся.

Густавъ, положивъ руку на его плечо, произнесъ:

— Еще одно слово, Францъ! Фрида знаетъ о прошломъ лишь то, что должна была знать въ силу крайней необходи­мости, а боле ни слова. Она и понятія не иметъ о томъ, изъ-за чего ты отвергъ ее и вслдствіе какого страшнаго подозрнія ты долгіе годы держалъ ее вдали отъ своего отцовскаго сердца. Я не нашелъ въ себ силъ открыть ей это. Она думаетъ, что ты возненавидлъ ея мать за то, что та разо­шлась съ тобой посл несчастнаго брака и повнчалась съ другимъ человкомъ, и что ты перенесъ эту ненависть на нее самое. Этой причины для нея достаточно, и она не спрашиваетъ ни о какой другой. Поэтому оставь ее при этой мысли. Думаю, ты поймешь, что я не допустилъ твоей дочери хоть сколько нибудь проникнуть во всю глубину твоего семейнаго несчастья, и умолчалъ предъ нею о самомъ страшномъ. Если ты не коснешься этихъ обстоятельствъ, то Фрида никогда не узнаетъ о нихъ.

— Б… благодарю тебя! — и Францъ Зандовъ схватилъ руку брата.

Послдній крпко пожалъ ее и, когда Францъ повернулся и быстро пошелъ къ дому, вздохнувъ произнесъ:

— Онъ пошелъ къ ней. Слава Богу! Ну, пусть они теперь одни заканчиваютъ остальное.

XII.

Фрида вбжала въ свою комнату, находившуюся въ верхнемъ этаж дачи. Всякая другая двушка на ея мст зали­лась бы слезами или отвела бы свою душу съ участливой Джесси, но Фрида не сдлала ни того, ни другого; она лишь съ нервной поспшностью стала готовиться къ отъзд. Су­ровый поступокъ отца угнеталъ ей душу и подъ вліяніемъ его въ ней жила лишь одна мысль:

„Прочь изъ этого дома, изъ котораго меня такъ оскорби­тельно выгнали!.. прочь, прочь какъ можно скоре!“.

Фрида выдвинула свой чемоданъ, стоявшій въ углу комнаты, и стала укладывать свои вещи. Это она длала молча; безъ слезъ, но съ бурной поспшностью, словно ей нужно было избгнуть какой либо опасности. Она стояла на колнахъ предъ чемоданомъ и намревалась уложить въ него платье, какъ вдругъ за дверью на лстниц послышались шаги. Она поду­мала, что это — наврно ея дядя; она знала, что онъ придетъ къ ней, и хотла попросить его похать съ нею въ какую либо гостиницу. Тамъ онъ могъ бы сдлать распоряженія, касающіяся ея отъзда. Она готова была всему подчиниться, лишь бы онъ не пытался удерживать ее еще здсь. Шаги при­близились, дверь отворилась, и на порог появился... ея отецъ. Фрида задрожала; платокъ, находившійся въ ея рукахъ, упалъ на полъ, а она, словно парализованная, оставалась въ своемъ прежнемъ положеніи. Францъ Зандовъ закрылъ дверь и подо­шелъ вплотную къ дочери; онъ поглядлъ на открытый чемо­данъ и лежавшія кругомъ вещи и спросилъ:

— Ты хочешь узжать?

— Да.

Вопросъ и отвтъ прозвучали одинаково коротко и жестко.

Казалось, пропасть между отцомъ и дочерью вновь раскроется во всю свою ширину. Францъ Зандовъ помолчалъ нсколько секундъ, очевидно борясь съ собою, а затмъ произнесъ:

— Подойди ко мн, Фрида!

Она поднялась, одно мгновеніе простояла, словно въ нершительности, а затмь медленно подошла къ отцу. Онъ обнялъ ее одной рукой, а другой поднялъ ея голову. Затмъ, склонив­шись къ дочери, онъ, казалось, изучалъ каждую ея черточку, каждую линію въ ней, а его взоры буквально пронизывали ея лицо. Старая злоба вспыхнула въ немъ опять, но это было уже въ послдній разъ, а затмъ она стала исчезать все боле и боле по мр того, какъ отецъ находишь собственныя черты въ своемъ ребенк.

Наконецъ изъ его груди вырвался глубокій вздохъ облегченія, а изъ его глазъ выскользнула горячая слеза и упала на лобъ Фриды.

— Я тяжело огорчилъ тебя, — произнесъ онъ. — Но неужели ты думаешь, что мн самому было легко оттолкнуть отъ себя то единственное, что общаетъ мн еще радость въ жизни? Густавъ правъ: то было мрачное безуміе, пусть же оно будетъ навки предано забвенію! Дитя мое! Хочешь ли ты полюбить... своего отца? — съ трудомъ произнесъ онъ, такъ какъ голосъ отъ глубочайшаго потрясенiя отказался служить ему.

Радостный крикъ сорвался съ губъ Фриды. Предъ этимъ тономь, впервые шедшимъ прямо изъ сердца, замолкло горе послдняго часа, исчезло долголтнее отчужденіе. Фрида обими руками обвила шею отца, онъ же съ бурной нжностью прижалъ ее къ своей груди, и оба они почувствовали, что прежняя тнь, такъ долго стоявшая между ними, навки исчезла.