Мне нужно придумать план для следующей попытки. Может быть, попробовать в ванной, куда фурии никогда не заглядывают. И придумать вескую причину, зачем мне снова понадобился мой дождевик: там наверняка осталась парочка семян, застрявшая в швах кармана. Думаю, стоит попросить Алекто. Оглянувшись, я ловлю ее взгляд, и мы быстро улыбаемся, прежде чем отводим взор, словно застали друг друга за чем-то сверхсекретным. Нужно остаться с ней наедине. Возможно, позже, когда мы вернемся из…
Мысль прерывается. Не знаю, возьмут ли фурии меня с собой на работу. Не знаю, заставят ли снова смотреть на истязания. Еда вдруг встает поперек горла, и я отодвигаю ее. Я не могу снова пройти через это. Я не выдержу.
Стоит мне отложить завтрак, как фурии подлетают, и сердце начинает судорожно биться в грудной клетке.
– Ты не закончила, – отмечает Алекто.
– Я не голодна, – отвечаю я.
Мегера смотрит на меня.
– Мы должны вернуться к своим обязанностям, – сообщает она, и мой желудок сжимается. – Но ты сегодня останешься здесь. Гермес составит тебе компанию, чтобы ты не скучала, – продолжает фурия. – У нас еще будет время. Много времени. А он предупрежден, – зловеще добавляет она.
Мы обе оборачиваемся и смотрим на бога, который так и остался стоять в нише Мегеры с блаженной улыбкой на лице. Я испытываю такое облегчение, что у меня кружится голова.
Алекто подходит ко мне и пробегает прохладными нежными пальцами по моей щеке, а затем наклоняется и целует ее.
– Мы принесем тебе еще больше вкусной еды, когда вернемся, – обещает она. – И легенды о нашем величии, дабы вдохновить тебя. Я буду скучать, – тихо добавляет. – Милая, нежная сестра.
Три фурии одаривают меня теплыми взглядами на прощание, затем взмывают в воздух и улетают, оставляя нас вдвоем с Гермесом. Он по воздуху подходит ко мне.
– Значит, ты не сказал им.
– Я обещал, – отвечает бог.
– Что имела в виду Мегера, когда сказала, что ты предупрежден?
На его лице проскальзывает тень улыбки.
– Если я попытаюсь вывести тебя из Загробного мира, их возмездие будет скорым и беспощадным. – Он замолкает и проводит языком по зубам. Его глаза сосредоточиваются на какой-то точке позади меня, и он добавляет: – По всей видимости, им не доводилось испытывать свои плети на божественной плоти, но им не терпится узнать результат. И пусть я и не самая желанная их жертва, но стоит мне перейти сестрам дорогу, как мой ихор[12]
прольется на Луг Асфодель.Я в изумлении качаю головой.
– Ого.
– Это точно. – Гермес отвечает на мой взгляд. – Довольно яркая и детальная картина вырисовывается.
Мы замолкаем, и я стараюсь этого не представлять.
Затем мне приходит в голову кое-что еще.
– Аид приказал им не брать меня с собой?
Лукавая улыбка расползается по его идеальному лицу.
– Почему бы тебе самой не спросить его об этом? – Гермес кивком указывает мне оглянуться.
Я поворачиваюсь, и все мое тело вспыхивает огнем.
Аид стоит позади меня, идеально ровно, совершенно неподвижно, его руки и тени прижаты к бокам. Одна бровь приподнята, но лицо разглаживается, возвращаясь к тому мягкому и добродушному выражению, которое он, похоже, так любит. Бог снова в земной одежде: в черных брюках, черной рубашке, застегнутой на все пуговицы, и в туфлях. Волосы откинуты назад с его теперь уже невозмутимого лица. На фоне Гермеса Аид еще меньше походит на бога – скорее на парня с материка, приодевшегося для вечеринки с друзьями.
Сгорая от стыда, я снова думаю о том, какая грязная моя одежда. Какая грязная я сама. Мне хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила меня снова.
Он заговаривает первым.
– Что случилось? – спрашивает Аид резко. – С твоей рукой?
Его внимание приковано к шрамам, оставленным ударом молнии. Следы потускнели от красного и розового, став почти серебристыми. Я уже привыкла к ним.
– Ой… он старый, – удивленно отвечаю я, пальцем прослеживая линии. Они складываются в узор, похожий на корни и кроны деревьев. Вообще-то, этим они мне даже нравятся.
Аид выглядит обеспокоенным.
– Не болит?
– Нет. Больше нет. – Я снова смотрю на руку. – Как я уже сказала, он старый. Помнишь тот день, когда была гроза? Когда я стояла на холме?
У него дергается горло, и бог кивает.
– Тогда это и случилось.
Аид хмурится, и его густые брови почти сходятся, но, когда он заговаривает снова, вежливый и отстраненный тон возвращается.
– А в остальном как дела у тебя?
Отлично. В эту игру могут играть двое.
– Очень хорошо, спасибо, – отвечаю я, натянув безличную вежливую улыбку. – Просто замечательно. А ты как? Все хорошо?
Его губы дергаются, словно он понимает, что я пытаюсь сделать.
– Я в порядке. Спасибо, что спросила.
– Хорошо. Отлично.
Я чувствую, как снова расцветает румянец у меня на щеках, и поворачиваюсь к Гермесу, который буквально светится от удовольствия: его кожа излучает мягкий серебристый свет, а сам он улыбается так широко, что его ямочки скорее похожи на ямы.
– Фурии знают об этом? – спрашиваю я его.
– Не знают, – отвечает Аид, но я не оборачиваюсь, чтобы не выдать свое покрасневшее лицо. – Если это будет мой первый и единственный визит, им не нужно будет знать о нем.