Её тёмные крылья

– Прости, – отвечает бог, но не отводит от меня взгляд.

Во мне вспыхивает раздражение.

– Что? – бросаю я, поворачиваясь к нему. – Серьезно? – цежу сквозь стиснутые зубы. – Что ты хочешь?

Аид не отворачивается, продолжая пялиться, поэтому я начинаю смотреть на него в ответ, решительно отказываясь сдаваться первой. Глаза горят – мне кажется, что я сейчас начну плакать огненными слезами, – но он продолжает смотреть на меня черными бездонными глазами. Если бы я утонула в них, потерялась бы навсегда.

Бог первым отводит взгляд, но я не чувствую себя победительницей.

– Теперь я понимаю, – сообщает он. – Смотри.

И я смотрю.

Пока мы играли в гляделки, растения подросли еще немного: самые верхние листья теперь находятся на уровне моих глаз. Шипы исчезли – испарились, словно их и не было никогда, – и теперь у каждого растения появился длинный бутон, вокруг которого сложены зеленые лепестки.

Я поднимаюсь на ноги, и Аид следует за мной, поворачиваясь ко мне.

– Ты блокируешь себя. Или что-то блокирует тебя. Когда ты теряешь контроль над эмоциями, это освобождает тебя и твоя сила раскрывается.

– Стой. Значит, ты пялился, чтобы разозлить меня? Все ради этого?

Он игнорирует мой вопрос.

– Если ты преодолеешь блок и научишься его контролировать, сможешь взращивать растения по своему желанию. Где угодно. Везде.

Везде…

Внезапно я представляю, как приношу в Загробный мир цветы и показываю всем, на что способна. Как открываю дверь и приглашаю всех войти. Как дарю каждой тени цветок, украшаю ими волосы, закладываю за ухо. Я хочу подарить им цвет, эту жизнь. Никогда, сказал Аид. Такого никогда не случалось раньше; здесь никогда ничего не росло, но выросло ради меня. Я принесла жизнь в страну мертвых. Я могу изменить это место, и никто не остановит меня.

Я отхожу от него, возвращаюсь к двери и упираюсь в нее руками, не зная, смогу ли решиться. Она больше не прохладная – такой же неизменной температуры, как и все вокруг. Небо над головой по-прежнему серое.

– Почему оно такое? – бормочу я под нос.

– Что такое? – спрашивает бог, появляясь прямо за мной.

Я подпрыгиваю.

– Это место. Отсутствие всего. На небе нет солнца, но всегда светло. Нет облаков, нет ночи. Ни ветра, ни даже легкого дуновения. Ни деревьев, ни растений, кроме этих. – Киваю на растущие цветы позади нас. – Нет домов, нет укрытий. Здесь вообще идет дождь? Снег? А что насчет ураганов? Почему? Почему здесь ничего нет?

– Зачем теням погода? Дома? Деревья? – интересуется Аид.

– Потому что… они часть жизни. Я знаю, что здесь нет живых, – огрызаюсь я прежде, чем он успевает меня поправить. – Суть не в этом. Суть в том, что здесь ничего нет. Бесконечная пустота. Ты смог бы так существовать?

– Я живу здесь.

Я чувствую укол жалости.

– Значит, твой дворец такой же пустынный, как и все здесь?

– Ты бы хотела его увидеть? – спрашивает он, чем удивляет меня.

«Да».

– Нет. Я о другом. Я говорю о людях, которые проводят вечность в возвеличенной версии автостоянки, – отвечаю. – Разве ты не видишь, как это ужасно? Это пытка. – Я замолкаю, думая о фуриях, которые сейчас где-то там вершат свое правосудие. – Ты не можешь выращивать растения, ладно, но почему ты сделал это место таким?

– Я не делал.

– Тогда кто сделал?

– Изначальные Боги. Я не создавал это место, я лишь перенял его. Три соломинки, три царства.

Я знаю эту историю. Зевсу досталась Земля, Посейдону – моря, а Аиду – Загробный мир.

– Почему бы тебе не изменить его?

Он смотрит на меня так, словно я сморозила глупость.

– Вещи здесь не меняются, – отвечает бог. – До сих пор. – Он снова переводит взгляд на цветы. Я так и не поняла, что это за растение. – До тебя.

Затем Аид берет меня за руку.

– Что ты делаешь? – Отдергиваю ладонь.

– Вношу изменения, – говорит он, протягивая руку. – Доверься мне.

Меня шокирует осознание того, что мрачный бог – единственный из всех, кому я действительно могу доверять. И беру его за руку.

Он поднимает наши руки на уровень глаз и прижимает друг к другу, располагая наши ладони так, словно мы дети, соревнующиеся, у кого пальцы длиннее, а у кого шире ладонь. Бог явно побеждает: кончики его пальцев длиннее на целую фалангу. Он скользит своими пальцами между моими, чтобы обхватить мою руку, и я сжимаю в ответ, подражая ему. Его кожа прохладная и мягкая, как и на Тесмофории, когда он обнимал меня, а я чувствовала мед на кончике языка. Аид зачарованно наблюдает за нашими соединенными руками, а я смотрю на него, как будто он не имеет никакого отношения к происходящему, как будто наши конечности действуют по собственной прихоти, а мы лишь зрители.

Затем Аид подходит еще ближе, и теперь наши руки – единственное, что не позволяет нам прижаться к груди друг друга. Теперь пришла моя очередь пялиться, во рту пересыхает, а сердце трепещет под ребрами подобно птице.

– Твои ладони изменились, – говорит он.

– Что? – Я поднимаю на него взгляд.

– На Тесмофории. Твоя кожа была мозолистой. Жесткой.

Я пытаюсь отстраниться, но бог не отпускает.

– Что ж, не все из нас сидят целыми днями во дворцах, раздавая приказы. Некоторые из нас работают руками.