Экипаж

Тимченко и не глянул на выскочивших из машины Тамару и Скворцова: он был занят разговором с пред­ставителем Аэрофлота и седым загорелым мужчиной, который лежал на носилках, поставленных на землю.

—  Даже не знаю, какое принять решение, — го­ворил мужчина, судя по всему начальник. — Взле­тать сейчас рискованно... Как считаете?

—   Обстановка сложная, — сдержанно сказал Тимченко.

—  Может быть, эвакуировать людей на юг? Авто­бусы еще... — Но лежащий на носилках не успел докончить фразу. Раздался такой гул, такой грохот, что, кроме него, ничего не стало слышно. На горизонте рванулся в небо столб пара и дыма — и сразу ок­расился в багровый цвет. Это заработал потревожен­ный землетрясением вулкан.

Люди, собравшиеся у самолета, смотрели молча, не в силах оторвать глаз, как вулкан заволокло густым белым туманом. В нем, будто молнии, мелькали про­блески огня, разлетались во все стороны красные ис­кры. Конечно, только отсюда, издали, они казались искрами: это были вулканические бомбы — глыбы раскаленной породы.

Грохот стих, и в наступившей тишине представи­тель Аэрофлота сказал почти весело:

—  Во... Только этого нам и не хватало.

Теперь стало видно, что белая пелена тумана бы­стро опускается вниз по склону горы, направляясь к аэродрому.

—  Это сель, грязевой поток, — констатировал ле­жащий на носилках. — Быстро, негодяй, бежит...

Из форточки с левой стороны кабины высунулся Ненароков.

—  Андрей Васильевич! Башня передала: с гор на нас идет поток — грязь и раскаленная лава. Скоро­сть большая, уже перерезана автострада...

Видимо, это сообщение получили одновременно и другие самолеты: вокруг них забегали, засуетились техники.

—  До нас дойдет? — спросил Тимченко у лежа щего на носилках. Тот пожал плечами.

—  Раз на раз не приходится... В двадцать седьмом году полгорода снесло... Надо срочно эвакуироваться.

— На чем? — раздраженно сказал представитель Аэрофлота. — Транспорта нет... И не будет.

Андрей Васильевич секунду подумал. Потом ска­зал:

—  Значит, так. Взлетать рискованно, оставаться невозможно. Отсюда вывод: будем взлетать... Всем на борт. Выруливаем и взлетаем! Остальное обсудим в Москве.

...Тамара с бортпроводником помогали подняться по трапу больным, раненым, женщинам с маленькими детьми. Внесли на носилках и начальника строителей. Чемоданы и тяжелые коробки остались на земле, в электрокаре.

Увидев, что идет посадка, к самолету со всех сто­рон побежали люди — пассажиры с разных рейсов. Испуганные, растерянные, они сгрудились у трапа. Большинство молча ожидало решения своей судьбы. Только трое самых нервных, перебивая друг друга, объясняли бортпроводнице на разных языках, что их надо, обязательно надо взять на борт.

Тимченко подсчитал глазами: иностранцев собра­лось человек двадцать. Был среди них и раненый. Чтобы он не упал, его поддерживали под руки.

—   Я их возьму. Не возражаешь? — спросил он представителя Аэрофлота. Тот кивнул головой.

—  Возьми, конечно.

—  А тебя не зову. Ведь не полетишь?

Представитель только усмехнулся в ответ. Они об­нялись на прощание, потом Тимченко снял фуражку, неторопливо вытер внутри платком, снова надел на голову и поднялся по первому трапу.

...Четыре самолета — японский, скандинавский и два немецких — одновременно, чуть не в хвост друг другу, стали выруливать с перрона.

Вдруг совсем рядом раздался оглушительный взрыв, и над топливохранилищем взметнулось пламя: может, пробила крышу долетевшая сюда вулканиче­ская бомба, а может, замкнулись потревоженные зем­летрясением провода. Взрывной волной скандинав­ский самолет кинуло на немецкий — так, что они сцепились крыльями и, изувеченные, остановились оба.

Советские летчики видели это из окна своей ка­бины. В их сторону двигалась огненная река: горящее топливо разлилось по полю.

— Что делается, что делается, — покачал головой штурман. А Тимченко невозмутимо сказал:

—  Продолжаем читку карты. Штурман щелкнул передвижным табло:

—Генераторы!

—  Включены! — отозвался. Игорь.

—  Давление!

— Давление семьсот сорок пять выставлено, высо­та ноль, — отвечали Ненароков и Тимченко.

—  Рули!                                   

—  Проверены и свободны...

...Японский самолет — он был заметно меньше ос­тальных — уже бежал по взлетной полосе. Когда до расщелины, пересекавшей полосу, оставалось каких-нибудь сто метров, он оторвался от земли и стал набирать высоту. В ту же секунду с исполнительного старта начала разбег машина «Люфтганзы». Это был громадный «Дуглас», и Тимченко, следивший за ним из окна кабины, сокрушенно вздохнул.

—  Не успеет? — полуутвердительно спросил Не нароков.

И действительно, «Дугласу» не хватило полосы. Передняя его нога попала в расщелину, и огромный самолет встал на попа, перевернулся на спину и за­горелся.

Откуда-то вывернулась пестрая машина руководи­теля полетов. Из нее выскочил человек в шлемофоне и замахал жезлом, запрещая советскому самолету вы­руливать на исполнительный.

—  Вот чудак, — добродушно сказал Тимченко. — Неужели ж мы туда полезем?.. Будем взлетать по рулежной. Да, Валя?

Валентин кивнул, а штурман за его спиной уди­вился вслух:

—  По рулежной?