Опасаясь дальнейшего обострения классовых противоречий Древней Греции, Платон призывал рабовладельцев и купцов к умеренности, выступал с целой серией моральных сентенций всякого рода, осуждал наслаждение вопреки закону и подчёркивал, что «всё золото на земле и под землёй не равноценно добродетели», накопление богатства порождает неприязнь и раздоры и не следует быть корыстолюбивым даже ради детей. Высказывалось мнение, что молодым людям полезна умеренность наследства и завещать им надо не золото, а совестливость, воспитывать в них уважение к родственникам. Как писал Платон, правда стоит «во главе всех благ», достоин почтения тот, кто не совершает несправедливости, и порицаний заслуживает завистник. Для хорошего человека обязательна кротость; себялюбие – виновник всех прегрешений; пропорции радости и скорби варьируют в зависимости от естественности и противоестественности образа жизни. Правомерной является лишь задача умеренной жизни, в соответствии со здравым смыслом 29)
.Следовательно, Платон в мрачных красках рисовал положение в греческих полисах, но сводил дело к моральным поучениям, адресованным рабовладельцам, хотел сделать господ более разумными, стойкими, организованными и разъяснял им собственные их интересы. В глазах демоса надо было поднять авторитет рабовладельцев, и Платон активно добивался этого своими моральными сентенциями и экономическими проектами. Он вовсе не предлагал рабовладельческой знати идти на уступки народным массам, улучшать их положение. Наоборот, выражая страх перед политической активностью демоса, Платон заявлял, что по своей природе башмачник должен хорошо шить башмаки и в другие дела не вмешиваться 30)
.§ 4. Ошибки советских историков
К сожалению, в нашей литературе, в опубликованных советскими историками и экономистами работах, Платон тоже не получил правильной оценки. В своей работе 1929 года С. Я. Лурье тоже пускался в поиски коммунизма у Платона, жонглировал термином социализм (изобретая «аристократический социализм» и находя для него «сакраментально-ритуальные корни» в далёком прошлом истории Греции). Его формальная полемика с Пельманом фактически свелась к расшаркиванию перед ним и полной капитуляции. Даже социал-демократию он (вслед за Пельманом) нашёл в условиях Греции IV в. до н. э. 31)
Эти домыслы были неразрывно связаны с модернизаторскими тенденциями его книги и совершенно нелепым отождествлением социализма со всяким проявлением общинности в экономической жизни, социальных отношениях. Между тем община и социализм – совершенно разные формы общественного строя, непростительно смешивать их, а тем более искать «сакраментальные основы» для социализма.Даже В. П. Волгин полагал, что «коммунистические идеи не были чужды греческой общественной мысли», что Платон «враг капитала и плутократии», у него представлен идеал среднего, умеренного достатка, причём построен «чисто рационалистически». По мнению этого исследователя, «невозможно признать социалистом» Платона, но нельзя его имя выбросить «из истории социалистических идей». Правда, говорил академик Волгин, «его коммунизм потребительский, коммунизм избранных» 32)
.Всё противоречиво и странно в этих домыслах, они лишены элементарного политического смысла. Если Платон не был социалистом, то как же он может занимать известное место в истории социалистических идей? С другой стороны, если его нельзя считать социалистом, то почему же можно называть коммунистом? И какое отношение идеал «умеренного достатка» имеет к коммунизму? Наконец, как вообще возможен «коммунизм избранных», к тому же настоящих рабовладельцев, т. е. эксплуататоров? Платон проектировал для них лагерный режим с коллективным потреблением и общинной собственностью на средства производства и рабов. Но при чём тут социализм или коммунизм? Разве подобные порядки не существовали в Спарте и на Крите? Неужели их надо объявлять коммунистическими? Встав на путь превратного толкования экономических взглядов Платона, автор должен был сделать и этот шаг. Но экономический строй Спарты был рабовладельческим и не имел даже малейшего отношения ни к социализму, ни к коммунизму. Некритически повторяя фразеологию буржуазной историографии, наши историки ставят себя в совершенно невыносимое положение.
О потребительском коммунизме в проектах Платона говорит С. И. Ковалёв 33)
и др. историки.