— Не больше и не меньше тринадцати сотенъ! — Разумется, тысячъ, то-есть, 1.300.000 франковъ. Теперь, повидимому, пять или шесть сотенъ у нея уже было, да изъ того долга, который теперь сдлалъ въ Париж Соколинскій, быть можетъ, одна полусотня тысячъ франковъ перешла въ карманъ Діаны. И князя это не удивляло. Единственно, что его на этотъ разъ поразило и удивило — было собственно курьёзнйшее обстоятельство. Старики Крюшоне были по-прежнему консьержами, но въ дом дочери. И мать женщины, у которой было уже крупное состояніе, продолжала по ночамъ подниматься и дергать веревку при звонк съ улицы или при крик уходящихъ:
— Le cordon, s'il vous plait!
Повидавъ стариковъ и узнавъ отъ нихъ, что они «pas mal», а дочь «tr`es bien», и что она дома и одна — онъ сталъ подниматься по лстниц. Когда князь, позвонивъ, спросилъ Діану, то незнакомая ему бонна смрила его съ головы до пятъ и отвтила:
— Mademoiselle est sortie.
Соколинскій улыбнулся самодовольно и, доставъ изъ кармана бумажникъ, передалъ ей визитную карточку. Видя ея нершительность, онъ сказалъ громко:
— Не бойтесь. Я старый другъ…
— Le prince Skal`ensky! — вскрикнула бонна, прочитавъ имя по-своему.- Oh, mon prince… Я знаю. Знаю. Входите. Я бгу доложить.
Князь вошелъ въ переднюю, знакомую ему хорошо… Черезъ минуту, изъ второй гостиной уже раздался веселый голосъ Діаны:
— Viens! Arrive, mon vieux…
И она быстро двигалась на встрчу, шурша платьемъ по ковру.
— Viens, mon chat! Viens! — вскрикнула она, появляясь въ ярко-голубомъ толковомъ капот, съ большимъ вырзомъ на груди и оголенными выше локтя руками. Она бросилась князю на шею и начала его цловать нсколько сжатыми губами, обдавая запахомъ крпчайшихъ духовъ…
Но эти духи ея, давнишніе, всегдашніе, неизмнные… Съ ними столько связывалось воспоминаній, что Соколинскій въ одинъ мигъ какъ бы угорлъ въ нихъ, задохнулся, потерялъ разсудокъ и на поцлуи оффиціальные, de rigueur, отвчалъ громкимъ чмоканьемъ, что при его пухлыхъ губахъ выходило звонко, какъ чваканье.
— De quel toit tombes-tu, mon chat?.. — заговорила Діана и, взявъ его подъ руку, потащила въ себ въ будуаръ…
Князь озирался веселыми, почти счастливыми глазами. Та же квартира, — не перваго раза, когда онъ былъ адъютантомъ и смотался съ ногъ, — квартира второго раза, когда онъ былъ немного самостоятельне, мене влюбленъ и податливъ, а Діана, зато, миле и ласкове…
— Да… Да… Все то же… — воскликнулъ князь. — Вотъ и диванчикъ… Помнишь, мы разъ играли и дв ножки отскочили…
— Bah! Si je me rappelle? Есть мн время на это! — отозвалась она.
Усвшись на кушетку и посадивъ князя противъ себя, она стала разглядывать его, подробно, какъ предметъ.
— Все тотъ же… Un patapouf… en nourrice… На долго ли? Надюсь — на всю осень и зиму… Но, знаешь, на этотъ разъ, je ne ferais pas la sotte. Въ прошлый разъ я изъ-за тебя потеряла испанца, а ты потомъ ухалъ.
— Португальца! — поправилъ князь.
— Все равно… Не помню… Такъ что теперь, mon chat… Я не буду дурой. On fera un acte. Да. Не иначе. Par devant notaire… У меня теперь мексиканецъ Бермудо, и я такого осла зря терять не желаю. Такіе, какъ онъ, рдкость.
Князь собрался-было сказать: «Я на одинъ день. Повидаться. Я женюсьw. Но онъ только подумалъ и ничего не сказалъ.
— Ты передешь, конечно, ко мн изъ гостинницы, въ качеств моего родственника… Я сейчасъ пошлю за вещами.
— Нтъ. Зачмъ… Не надо…
— B^etises… Я сейчасъ пошлю. Гд? Au Grand?
— Да. Grand H^otel. Но я… Я на два дня въ Париж,- выпалилъ онъ вдругъ храбро.
— На два дня! Oh, la bonne blague! Прошлый разъ ты тоже пріхалъ на два дня. Ну, хорошо. За вещами завтра пошлемъ. У меня, Dieu merci, все найдется… Прежде всего… гд мы ужинаемъ? У Durand, или здсь?.. Знаешь что, лучше у Durand — безъ хлопотъ… Черезъ часъ будемъ назадъ… Стариной тряхнемъ.
— Діана! Я, право, на два дня, потому что… — началъ Соколняскій серьезнымъ голосомъ, но трусливо. — Видишь ли… Quelque chose de tr`es grave… Je me marie…
— Hein? — не сказала, а сдлала Діана въ носъ насмшливо.
— Да. Я женюсь…
— Ты женишься? Ты? Ты?! Une seconde blague!
Князь сталъ сурове, насупился и произнесъ уже ршительно:
— Enfin… Такъ ли, сякъ ли, но я — женихъ… Я захалъ только повидаться. И надо сейчасъ по одному длу…
— Tra-ta-ta… Та-ta!.. Женюсь? Женихъ?.. По длу?.. Nous allons voir! Я и глупе этого отъ тебя слыхала.
Соколинскій, будто нсколько обиженный ея отношеніемъ къ такому важному длу, демонстративно поглядлъ на часы и всталъ.
— Bon. C'est entendu! — выговорила Діана рзко. — Въ такомъ случа мы ужинаемъ дома и выпьемъ за здоровье невсты. Какъ ее зовутъ?
— Aim'ee.
— Tr`es bien! Ca promet! Par toi maintenant, par d'autres plus tard.
— C'est stupide et grossier! — отозвался князь, вспыхнувъ.
— Ну, не сердись. Ты все тотъ же! Черезъ часъ обойдешься…
Діана кликнула бонну и приказала восклицаніями:
— Souper! Champagne! Absence!..
— Et si monsieur Bermudo?.. — начала-было бонна.
— Absente! Absente! — перебила ее Діана. — Вы скажете ему, что мой кузенъ изъ Ліона пріхалъ.
— Но право же, Діана, мн необходимо надо… — заговорилъ князь.