— Впрочемъ, успокойтесь, герцогъ, если вы завтра не явитесь къ баронесс просить руки ея дочери, то конечно такая порядочная семья, какъ Герцлихъ съ женой, не начнутъ грязнаго, позорящаго ихъ имя, процесса. Все останется втайн, и поэтому на галеры вы уже никакъ попасть не можете. Но позвольте вамъ заявить, что я, какъ единственный другъ семейства, беру все на себя. Если mamzelle Lina не будетъ объявлена тотчасъ же невстой герцога Оканья, то дня черезъ три-четыре вся здшняя публика соберется въ церковь на похороны герцога Оканья. Я попрошу у васъ удовлетворенія и постараюсь васъ застрлить, что мн право совсмъ нетрудно, такъ какъ я это не разъ длалъ, и даже вамъ это хорошо извстно. Избгнуть удовлетворенія, бжать отъ моего вызова, я вамъ не совтую и пробовать. Вы ничего не выиграете. Ну-съ, я кончилъ я жду вашего отвта.
— Но… — началъ Оканья, — но… если…
И онъ запнулся опять. Оправившись, онъ произнесъ:
— Если я докажу, что молоденькая баронесса Вертгеймъ есть исключеніе. Что она… Что еще до встрчи со мной…
Загурскій поднялъ на него руку и выговорилъ тихо:
— Замолчите. — Вы лгунъ, герцогъ Оканья!
Наступило молчаніе, посл котораго графъ прибавилъ:
— Вы негодяй, герцогъ Оканья!
Загурскій всталъ, надлъ шляпу на голову, взялъ свои перчатки и трость со стола и, помахавъ ею передъ лицомъ герцога, тихо и спокойно произнесъ:
— Если вы хоть мало-мальски смышлёный человкъ, то поймете, въ какое положеніе вы себя ставите. Оно совершенно ясно. Черезъ нсколько дней — три-четыре дня — ваша свадьба съ дочерью баронессы должна быть уже назначена и какъ можно скорй отпразднована безъ всякихъ излишнихъ церемоній. Если же вы на это не пойдете добровольно, то, повторяю вамъ и прошу понять, черезъ т же три-четыре дня вы будете въ этой же самой комнат лежать въ гробу, а затмъ вотъ это вотъ самое тло — и Загурскій показалъ тростью на грудь герцога — въ вид трупа, прострленнаго мной, повезутъ хоронить въ Испанію. Ну-съ, когда прикажете придти за отвтомъ?
Оканья поднялъ руку, взялъ себя за голову, потомъ провелъ рукой по лбу и по лицу и выговорилъ едва слышно:
— Не знаю…
— Хорошо, я буду ждать сутки! Черезъ сутки мы здсь будемъ вроятно вмст съ барономъ. Но я все-таки не допущу его, пожилого человка, рисковать собой. Я — другъ семьи и являюсь защитникомъ ихъ.
Загурскій повернулся и пошелъ изъ комнаты; на порог онъ обернулся снова и усмхнулся:
— Я надюсь, ваша свтлость, что вы не будете пробовать узжать, бжать… Вдь это было бы безсмысленное ребячество. Я даже изъ вокзала станціи не выпущу васъ, не только не позволю ссть на поздъ. Вызжать кататься въ экипаж или верхомъ съ ныншняго дня я вамъ запрещаю. Иначе… Или здсь, или среди города, или на вокзал, вотъ этотъ предметъ — графъ высоко поднялъ трость передъ собой — обратится, не знаю, во что… Въ нчто… Отъ этого ничего не останется! И васъ, избитаго, принесутъ обратно въ эту комнату. Когда же вы выздоровете, то опять начнется все съизнова. Предложеніе — или удовлетвореніе. Предложеніе и бракосочетаніе — или удовлетвореніе и погребеніе.
И Загурскій, усмхаясь, чрезвычайно низко, чуть не въ поясъ поклонился герцогу, повернулся на каблукахъ и вышелъ изъ комнаты. Оканья двинулся, опустился въ кресло, взялъ себя за голову и забормоталъ что-то… Но онъ самъ не зналъ, что говоритъ…
XVI
На утро съ курьерскимъ поздомъ баронъ Герцлихъ былъ уже въ Баньер, не предупредивъ депешей о своемъ прізд. Баронесса была въ саду съ Эми, когда увидла маленькій омнибусъ съ знакомымъ наверху сундукомъ съ двумя красными полосами.
— Mon mari! — выговорила она глухо и, поднявшись со скамейки, нетвердой походкой двинулась въ калитк сада.
Она все-таки боялась и не ршила вопроса: кто побдитъ — графиня или она.
Баронъ вышелъ изъ кареты, и едва только жена увидла его лицо, какъ успокоилась. Баронъ Герцлихъ являлся, какъ отецъ семейства является въ комнату, гд раскричались и расплакались, передравшись, дти. Взоръ его былъ строгъ, а губы улыбались.
— Что все это значитъ, chere amie? — развелъ онъ руками, предварительно расцловавъ жену и съ любовью оглядвъ ее.
— Самое ужасное дло! — нетвердымъ голосомъ заговорила баронесса. — Пойдемъ, я все разскажу теб. Главное однако то, что близкій человкъ… — и голосъ ея вдругъ слегка дрогнулъ — Взялся за все и поможетъ намъ выпутаться.
Баронесса повела мужа къ себ въ спальню, приказавъ скорй подавать завтракать. И здсь въ полчаса времени она передала все, что приключилось. Разумется, на извстный ладъ.
Баронъ выслушалъ все и сталъ пасмуренъ. Долго молчалъ онъ и наконецъ заговорилъ кротко, но твердо.
— Да. Вотъ… — говорилъ я теб сколько разъ. Нельзя было дочь такъ воспитывать, давать ей эту свободу. Ты говорила, что Лина un petit prodige. Ты мотивировала все тмъ, что она знаетъ и видитъ нашу связь, и, стало быть, прежде чмъ скрывать отъ нея многое, надо скрываться отъ нея намъ самимъ. И будетъ ложь, комедія… Ну, вотъ теперь у двушки, рано развившейся на полной свобод, и приключилась бда.