Экзотики

— Какъ судить, Густавъ! — отозвалась баронесса. — Она будетъ герцогиней, маркизой, грандессой съ фамиліей въ нсколько строкъ и съ громаднымъ состояніемъ.

— Но будетъ ли она счастлива, выйдя въ шестнадцать лтъ замужъ за слишкомъ пятидесяти-лтняго человка? Ты объ этомъ не подумала?

— Quant `a `ea, — воскликнула баронесса, — Кисъ-Кисъ такая странная, такой философъ, что я за нее не боюсь. Это моя судьба повторяется. А, право, мой Фуртъ фонъ-Вертгеймъ былъ во сто разъ дурне герцога да вдобавокъ былъ не грандомъ испанскимъ, а почти аптекаремъ. Да вмсто замковъ около Севильи и Гренады у него былъ какой-то кривой домъ на Васильевскомъ Острову.

И баронесса начала весело смяться, но не искренно.

— Съ такой точки зрнія… — началъ-было Герцлихъ, но смолкъ…

Лакей доложилъ, что завтракъ поданъ, и они перешли въ столовую. Баронъ съ видимымъ аппетитомъ принялся за омлетку.

— Но какъ же быть однако? — заговорилъ онъ черезъ нсколько минутъ. — Положимъ, что этотъ сорви-голова Загурскій, взявшись за дло, молодцомъ все устроитъ. Но какъ быть съ этимъ скандаломъ въ гостинниц? Вдь здсь вс останутся убждены, что графиня Нордъ-Остъ теб мстила за графа. Вдь нельзя же, чтобы себя очистить, разсказать всю правду про дочь и про герцога.

— Это невозможно! — воскликнула баронесса.

— Что же тогда длать?

— Подумаемъ. Теперь же главное — ршать скорй съ герцогомъ. Загурскій далъ ему срокъ подумать… А затмъ конечно… насиліе. Да что же длать?

— Но какъ онъ здсь очутился?

— Онъ общался еще въ Париж Кисъ-Кисъ непремнно пріхать.

— Я не про герцога спрашиваю, а про графа.

Баронесса вдругъ вспыхнула; почувствовавъ и понявъ, что мужъ замтилъ краску на лиц, она еще боле растерялась.

— Юлія, — заговорилъ баронъ тихо и мягко. — Я понимаю, отчего ты вдругъ смутилась. Какъ теб не стыдно! Какое ребячество! Неужели ты думаешь, что если мн кто скажетъ, что ты меня обманываешь, то я поврю. Вроятно, теб извстно, что эта сумасшедшая женщина написала мн въ Парижъ безсмысленное и злое письмо.

— Кто? — черезъ силу произнесла баронесса.

— Конечно, графиня. Она мн написала длинное письмо, гд говоритъ Богъ знаетъ что… Даже клянется. Всего прелестне, кстати… Она говоритъ, что ты ужъ два-три года какъ влюблена безумно въ Загурскаго, но что онъ только теперь обратилъ на тебя свое милостивое вниманіе, чтобы тащить съ тебя деньги и грабить, какъ ее ограбилъ… И сумасшедшая женщина лжетъ, чтобы добиться цли… Она говоритъ, что изъ своего нумера видла тебя у Загурскаго, и слышала, что вы именно говорили… И якобы тогда только ршилась она мстить… И какъ!.. Драться. Еслибы это была не женщина — я бы ее теперь…

И баронъ сжалъ кулакъ.

Баронесса сидла предъ мужемъ на видъ спокойная. Крайнее внутреннее волненіе сказывалось только въ быстрыхъ и лишнихъ движеніяхъ, въ игр съ носовымъ платкомъ, который она перебирала, то мяла, то складывала, то бросала на столъ и опять брала. Герцлихъ не глядлъ на жену, а спокойно лъ, разглядывая каждый кусочекъ мяса, прежде чмъ положить его въ ротъ.

— Да… Что же я хотлъ сказать?.. Я что-то спрашивалъ у тебя?..

— Ты, кажется, спрашивалъ, какъ Загурскій сюда попалъ. Онъ пари какое-то держалъ. Кажется, на велосипед въхать на Pie du Midi… Ну, вотъ, потомъ създилъ, ушибъ ногу и здсь остался на время. Я была очень рада. Тутъ вдь не съ кмъ слова сказать…

— А все-таки, Юлія… Все-таки… Онъ негодяй.

— Ты строго судишь… Вся молодежь такая теперь. Вдь ты про деньги говоришь, про графиню.

— Ахъ! Да! Вспомнилъ. Ты взяла мсяцъ назадъ у Ферштендлиха пятнадцать тысячъ, потомъ взяла недавно еще десять… Помимо того, что теб высылается… И просила его мн не говорить, а въ разное время ихъ вычесть изъ твоихъ денегъ… Вотъ видишь, я все знаю… Да и какъ ты могла подумать, что Ферштендлихъ отъ меня что-либо скроетъ въ длахъ… Ну, вотъ, кайся… Зачмъ ты брала?.. — улыбнулся баронъ.

Баронесса глянула мужу въ глаза и вымолвила твердо:

— Загурскій просилъ у меня взаймы на время… Какъ у графини, бывало, прежде.

— Гмъ… Нехорошо… Ca devient louche… — улыбнулся баронъ, понявъ шутку.

— Ахъ, Густавъ… Я думала, что если ты узнаешь, то самъ догадаешься. Вдь со мной Эми… у которой долги въ Париж, и которыхъ ея дядя, конечно, не уплатилъ. Я люблю ее. Я не могла этого не сдлать для нея. А ты сейчасъ готовъ былъ поврить, что я Богъ всть зачмъ взяла эти деньги.

— Юлія… Я шутя спросилъ. Я зналъ, что это что-нибудь въ этомъ род. Я не могу тебя подозрвать. Пойми это.

Герцлихъ отодвинулъ отъ себя тарелку, взялъ изъ рукъ жены чашку кофе и, поставивъ ее передъ собой, выговорилъ другимъ голосомъ: