Экзотики

Вмст съ этимъ онъ уже не былъ, какъ прежде, г. Фуртъ: онъ былъ баронъ Фуртъ-фонъ-Вертгеймъ. И было не мало людей, которые удивлялись этому превращенію и недоумвали, откуда вдругъ явилось баронство и вторая фамилія. Однако это было врно. Фуртъ устроилъ это дло въ Остзейскомъ кра и во всякомъ случа по бумагамъ своимъ сталъ числиться такъ. Говорили, что бездтный родственникъ формально передалъ ему титулъ и имя.

Когда юная дочь друга Шмидта явилась въ Петербургъ, баронъ Вертгеймъ занялся ея судьбой, часто видлся съ ней и при всхъ ея треволненіяхъ, перемнахъ мстъ и всякихъ бдахъ былъ всегда около нея, утшалъ ее и помогалъ всячески. Не будь барона въ Петербург, Юлія окончательно пропала бы.

Молодая двушка сознавалась себ, что этотъ покровитель ей антипатиченъ и вншностью, да отчасти и характеромъ. Это былъ маленькій, худенькій человчекъ, крайне некрасивый вроятно и въ молодости, а теперь ему было уже полъ-столтія. Онъ былъ недалекій, необразованный, практическій человкъ, кругозоръ котораго кончался дальними улицами Петербурга. Жизнь прошла въ томъ, чтобы скопить капиталъ и купить домъ на Васильевскомъ Остров, а затмъ начать копить, чтобы купить другой домъ на томъ же Васильевскомъ Остров.

Женатъ Фуртъ-фонъ-Вертгеймъ не былъ, жилъ одиноко. Онъ боялся женитьбы, да и не до того ему было, некогда было объ этомъ думать.

Когда въ Петербург появилась дочь его прежняго товарища и пріятеля, то Вертгеймъ сразу почему-то взглянулъ на нее совершенно иными глазами, какъ еслибы она была или его родственницей, или давнишней знакомой. По мр того, что Юлія Шмидтъ билась въ Петербург, Вертгеймъ все боле привязывался къ ней на свой ладъ. Была минута и онъ хотлъ предложить ей сдлаться его пріемной дочерью, но затмъ, невдомо какъ и почему, Юлія пріемная дочь, рисовавшаяся его воображенію, стала рисоваться совершенно иначе: «Юліей-женой». Быть можетъ, Вертгеймъ и прособирался бы осуществить эту мечту, но нежданный случай помогъ. Юлія, принявъ новое мсто гувернантки у какого-то генерала въ Царскомъ-Сел, должна была покинуть его домъ внезапно… Дти генерала-вдовца бесдовали, гуляли, спали и проводили время со своей нянюшкой, а ей поэтому приходилось проводить весь день съ глазу на глазъ съ самимъ генераломъ. Послдствіемъ этого было скоропостижное, но страстное объясненіе въ любви, клятвы и слезы, угрозы, проклятія и такая галиматья, что Юлія, надвъ шляпку и жакетку, выскочила изъ дому какъ сумасшедшая. И, взявъ поздъ, она очутилась въ Петербург — безъ вещей, у друга отца, съ мольбой о защит.

Вертгеймъ всячески успокоивалъ молодую двушку, предложилъ остаться у него, пока будутъ вытребованы и привезены ея вещи, но затмъ на слдующій же день онъ сдлалъ Юліи предложеніе.

Молодая двушка не сразу поняла, что онъ говоритъ и чего хочетъ. Однако это настроеніе и эти мысли къ вечеру измнились.

Вертгеймъ, взволнованный, сталъ краснорчивъ и горячо, ясно, убдительно доказывалъ юной Юліи, что онъ предлагаетъ ей не то счастье, о которомъ она могла мечтать, какъ молодая двушка, а иное — простое, мщанское, банальное, но все-таки счастье, спокойствіе, кровъ. Онъ не требуетъ любви, а требуетъ только уваженія и дружбы.

Намыкавшись по разнымъ семействамъ, гувернантка стала баронессой Фуртъ-фонъ-Вертгеймъ. Четыре года прожила она съ мужемъ въ Петербург и постарла на десять лтъ. Этотъ супругъ съ перваго дня сталъ ей отвратителенъ съ головы да пять всячески, и во всему прибавилась сумасшедшая ревность, но ревность скотская. Мужъ ревновалъ ее даже къ тмъ лакеямъ, которыхъ нанималъ, иногда длалъ ей сцены за то, что она «какъ-то странно» разговаривала съ извозчикомъ, на которомъ они хали, «какъ-то странно» смотрла на того дворника, у котораго она спрашивала адресъ.

Какимъ образомъ она вынесла эти четыре года совмстной жизни, она не могла сама себ объяснить. Другая бжала бы черезъ полгода. Единственное, что останавливало ее, были двое дтей: мальчикъ и двочка. Но на пятый годъ невыносимаго существованія баронесса взяла за руки сына и дочь и вышла изъ дому мужа, чтобы въ него не возвращаться.

Однако этотъ ршительный шагъ не повелъ ни въ какой катастроф, не повелъ даже и въ хлопотамъ и непріятностямъ. Баронесса твердо ршила требовать у мужа если не оффиціальнаго законнаго развода, то жизни врозь. Она готова была бороться ибо всхъ силъ, стать нищей, снова идти въ гувернантки и компаньонки, но не возвращаться къ нему. Обошлось, однако, все просто и благополучно, къ ея немалому удивленію.

Баронъ не погнался за ней, а сталъ требовать возвращенія ему только одного сына и общалъ выдавать деньги на ея существованіе съ дочерью. Какой психологическій процессъ произошелъ въ душ и сердц Вертгейма, осталось для нея покрыто мракомъ неизвстности. Въ дйствительности, ревность измучила самого ревнивца и онъ уже жаллъ свою прежнюю холостую и одинокую жизнь.