Экзотики

Миссъ Ирма, хотя и очень ограниченная двушка, была однако сравнительно образованная. Она воспитывалась не въ отечеств своемъ, а въ Швейцаріи, въ одномъ изъ лучшихъ пансіоновъ и владла хорошо французскимъ и нмецкимъ языками. Она много читала, знала хорошо европейскую литературу, и живо интересовалась всми выдающимися новыми произведеніями словесности. Наконецъ сама она писала втайн отъ всхъ и была авторомъ нсколькихъ повстей и разсказовъ, крайне плохихъ, напечатанныхъ въ Лондон на ея счетъ и конечно не замченныхъ публикой. Она подражала Уйда, подъ псевдонимомъ «Oyes».

Однако для нея литература была забавой, а главнымъ занятіемъ и истиннымъ призваніемъ была скульптура… Она душой и разумомъ, уже лтъ пять, отдалась ваянію. Однако, работая усидчиво и настойчиво, она достигла теперь лишь такихъ успховъ, которые другой натур, боле даровитой, дались бы въ годъ.

За эту зиму миссъ Скай занималась въ мастерской именно Іодака, и пока она старалась овладть искусствомъ своего учителя уловдять сходство, этотъ венгерецъ безъ роду и племени, «богема» чистой воды, старался овладть сердцемъ ученицы и уловить ея американскіе милліоны.

Однако ни тому, ни другому дло не удавалось и конечная цль стремленій и трудовъ не приближалась. Обоихъ брало, отчаяніе. Скульпторъ же за послднее время былъ темне ночи, такъ какъ «идіотъ» князь Черниговскій не отходилъ отъ милліонерши, а она съ нимъ становилась все проще и миле.

XVI

Появленіе въ «чайной» графини Коры и Эми оживило общество. Разговоръ сталъ-было общимъ, но вскор вс снова разбились на парочки и тріо и бесдовали кто о чемъ.

Эми стала говорить съ явившимся вслдъ за ней барономъ Герцлихомъ, который никогда не пропускалъ пріемные дни баронессы. Герцлихъ бывалъ какъ бы демонстративно.

Графиня прислушивалась по очереди ко всмъ, но изрдка насмшливо поглядывала на дочь баронессы, Лину или «Кисъ-Кисъ», любезничавшую съ Гастингсомъ-Машоновымъ.

Затмъ, она стала прислушиваться къ тому, что говорили миссъ Скай и венгерецъ, но разслышать всего не могла. Братъ ея сидлъ молча около нихъ. Она подозвала его движеніемъ руки.

— Basile! О чемъ этотъ тараканъ напваетъ милліонерш? — спросила она по-англійски, чтобы не быть понятой близко къ нимъ сидвшими Машоновымъ и молодой баронессой.

— Nothing! — отвтилъ князь добродушно-глупымъ голосомъ.

— Ахъ, Васька! Вдь ты же слушалъ ихъ?

— Право, ничего, не знаю. Понять нельзя. Онъ говоритъ, что презираетъ мужчинъ, которые не могутъ добиться того, чего хотятъ. Что если онъ захочетъ выстроить въ одну ночь дворецъ или храмъ, то выстроитъ… Я не знаю… So silly…

— Ну, а она? Она что говоритъ?..

— Она… Она, видишь ли… — И князь Черниговскій разсмялся тоже добродушно и тоже глупымъ смхомъ, но тихимъ и приличнымъ.

— Ну, говори…

— Она, по моему, Кора, его боится.

— Nonsense! — отозвалась графиня, дернувъ плечомъ.

— Боится! Я теб говорю.

— Да какъ? Чего? Съ тобой вдь, Васька, отчаянье говорить. Объяснись.

— Да боится… Какъ же я скажу? Ну, его боится. Да и я бы сталъ бояться, кабы онъ на меня этакъ глядлъ. Такъ и кажется, схватитъ съ чайнаго, вотъ, стола, ножикъ, да и бросится рзать. Да вдобавокъ онъ меня ревновать вздумалъ.

— Indeed? Ну, что же? Пусть ревнуетъ.

И графиня прибавила смясь и шопотомъ уже по-русски:

— И пускай… А ты не упускай Скай.

Князь, Васька, замоталъ головой.

— Она, говорю теб, за меня не пойдетъ! — отвтилъ онъ снова по-англійски.

— Why not? Nonsense! — вразумительно выговорила графиня. — Я ей объясняла, что мы Рюриковичи, что ты — свтлость. И она отлично поняла и цнитъ. Лишь бы только влюбилась, а тамъ… Знаешь псенку: «Women are great fools, when they're in love». А ты пойми, что въ Россіи такого состоянія нтъ. Ты бы сталъ первый богачъ. У нея доходу, говорятъ, милліонъ въ годъ! — прибавила она.

— Это парижскія выдумки. Въ годъ? It is stupid!

— Ну, полъ-милліона…

Князь ничего не отвтилъ и улыбался чему-то.

Двадцати-трехъ-лтній молодой человкъ считался въ кружк своемъ полнымъ идіотомъ. А между тмъ этотъ «идіотъ» ни разу никогда не сказалъ и не сдлалъ ни одной глупости. Онъ былъ дйствительно очень простъ, но корректность его поведенія и элегантность его фигуры выкупали неразуміе. Онъ былъ живымъ доказательствомъ того, какъ важна въ жизни «форма».

По цлымъ днямъ пропадая изъ дому, князь бывалъ Богъ всть гд, зналъ весь Парижъ и никогда ничего худого или глупаго съ нимъ не случилось. Состояніе свое онъ не моталъ, тратилъ аккуратно свой доходъ въ двадцать тысячъ и никогда не сдлалъ ни одного гроша долгу. Ко всему, однако, онъ относился какъ-то безучастно и безстрастно. Такъ же относился онъ теперь и къ миссъ Скай, которая была съ нимъ очень мила, не зная и не замчая его идіотизма.

Жениться на ней? И да, и нтъ! Пожалуй, да. Пожалуй, нтъ.

Графиня отослала князя обратно къ американк и стала снова озираться на всхъ. Загурскаго, боявшагося встртиться здсь съ Френчемъ, не было, а безъ него она всегда какъ-то засыпала въ обществ. Она стала опять приглядываться къ дочери хозяйки, шептавшейся съ Машоновымъ и хихикавшей такъ, какъ если бы разговоръ ихъ былъ совершенно неприличенъ.