Но большинство его соотечественниковъ, конечно, вовсе не вникали въ вопросъ, что это за личность, вчно живущая за границей. Однако, когда изрдка кто-либо изъ россіянъ простодушно спрашивалъ у любезнаго и чрезвычайно мягко-вжливаго старичка, но еще очень бодраго, какимъ образомъ онъ можетъ носить простую русскую фамилію съ коренной англійской, даже извстной въ исторіи, Егоръ Егоровичъ отвчалъ, что это очень, просто. Онъ — русскій по рожденію, по отцу. Отецъ его, давно скончавшійся, былъ даже вице-губернаторомъ, а мать — англичанка, дочь адмирала и послдняя въ своемъ род. Такимъ образомъ, посл ея смерти онъ получилъ право присоединить фамилію матери въ своей собственной. «Право» — отъ кого? Какимъ юридическимъ путемъ? Этого никто не спрашивалъ.
Однако старикъ при случа показывалъ новому знакомому и свой русскій паспортъ, гд дйствительно онъ былъ названъ, статскимъ совтникомъ, Егоромъ Егоровичемъ Гастингсомъ-Машоновымъ.
Живя въ Париж зимой, онъ отлучался часто на недлю и на дв то въ Брюссель, то въ Лондонъ, то въ Берлинъ, лтомъ же ршительно кружилъ по Европ, хотя ему случалось иногда, вдругъ застрять въ какомъ-нибудь самомъ нелюбопытномъ мст, на водахъ или на морскихъ купаньяхъ, и прожить весь сезонъ. Но это случалось всегда по невол, по необходимости. Какіе-нибудь новые пріятели задерживали его на мст.
Въ числ хорошихъ знакомыхъ и друзей первую роль у Гастингса-Машонова играли посольства всхъ странъ, секретари и attach'es съ семействами. Вмст съ тмъ, въ числ его близкихъ были пріятельницы, зрлыя дамы, нмки, француженки, англичанки, и если он были не вдовы и не старыя двицы, то съ вчно отсутствующими мужьями. У этого человка было серьезное дло, ему порученное, которое онъ исполнялъ усердно, и оно давало ему средства въ жизни, довольно большія. Для всякаго человка, нсколько проницательнаго, личность его казалась крайне загадочной. Но распутаться, понять что-либо и опредлить Гастингса-Машонова не было никакой возможности. Его странствованія, такъ сказать, бготня по всей Европ, его періодическія исчезновенія, его умолчаніе о томъ, гд онъ былъ, или намренная объ этомъ ложь — были непонятны. Наконецъ, у него были постоянныя сношенія съ довольно значительными личностями политическаго міра и письма отъ очень высокопоставленныхъ лицъ четырехъ или пяти государствъ, главнйшихъ въ Европ. Письма были, конечно, неподдльныя, и онъ показывалъ ихъ, когда они заключали только простые комплименты. Все это вмст взятое, конечно, запутало бы всякаго, даже проницательнаго человка и заставило бы его по невол считать этого Егора Егоровича Гастингса-Машонова живымъ ребусомъ.
Почесть его сомнительной личностью было нельзя, не за что.
На столик въ гостиной бросался въ глаза всякому портретъ князя Бисмарка — фотографія, съ надписью по-французски, но безъ подписи имени: «А l'excellent monsieur Georges Hastings».
Наконецъ, въ бутоньерк этого всегда веселаго и довольнаго сфинкса была розетка, совершенно радужная, гд переплелись вс цвта ленточекъ русскихъ и иностранныхъ орденовъ. На Парижъ это дйствовало магически. Однако соотечественники замчали, что изъ русскихъ орденовъ у него былъ только «Станиславъ».
III
Посл доклада лакея, гость былъ встрченъ хозяиномъ въ передней. Егоръ Егоровичъ не вышелъ, а выкатился кубаремъ на встрчу. Дубовскій даже удивился. Причина была простая. Егоръ Егоровичъ былъ со всми всегда заискивающе любезенъ и предупредителенъ. По принципу и по разсчету. Что же касается до этого петербургскаго генерала и придворнаго чина, бывшаго губернатора, то Егора Егоровича давно нсколько озадачивало, отчего Дубовскій съ нимъ холоденъ и будто сторонится. Онъ не любилъ этого вообще, будто боялся, желалъ жить въ мир и любви со всми. И вдругъ этотъ петербургскій тузъ, самъ является къ нему.
Чрезъ нсколько мгновеній бесды о пустякахъ, Егоръ Егоровичъ показался Дубовскому такимъ милымъ человкомъ — дйствительно, а не притворно добрымъ, — что онъ тотчасъ же, не стсняясь, приступилъ къ своему длу.
— Чмъ же я могу служить вамъ? — сказалъ наконецъ Егоръ Егоровичъ. — Вы мн разсказали все откровенно, какъ близкому человку, за что я вамъ благодаренъ. Но скажите прямо, что вы желаете.
Дубовскій попробовалъ еще нсколько секундъ «повилять» и повторять разныя фразы, но наконецъ выговорилъ прямо:
— Если вы можете избавить меня отъ подобнаго претендента на руку племянницы, то я буду считать себя человкомъ, обязаннымъ вамъ по гробъ. Что касается поединка, то жаль племянницу, а въ конц концовъ мн все равно, будетъ ли живъ или убитъ этотъ г. Френчъ. Главное — избавиться отъ него.
— Такъ-съ, понимаю… И прежде понималъ, но желалъ, чтобы вы мн это сказали опредлительно сами.
Егоръ Егоровичъ задумался и просидлъ такъ, ни слова не говоря, по крайней мр минуты дв. При этомъ онъ раза дватри вздохнулъ тяжело и наконецъ выговорилъ: