— Ба-ба-ба! — протянулъ Герцлихъ.- Wundersch"on.
— Что ты? — удивилась она его голосу и лицу.
— А знаешь ли, кто мшалъ и мшаетъ теб женить Френча на маленькой Эми, — помшалъ больше всхъ…
— Дубовскій, конечно. А отчасти и ея безхарактерность, трусость…
— Правда, Дубовскій. Но кто помогалъ Дубовскому, вооружалъ его съ головы до пятъ, если не пистолетами, то еще боле смертельнымъ оружіемъ, фактами, противъ этого Френча и противъ брака племянницы… Я!
— Ты?!
— Я!..
Баронесса широко раскрыла глаза, помолчала и, наконецъ, вымолвила по-французски:
— Это невроятно глупо… Mais c'est plus que stupide. Какъ же ты мн этого раньше не сказалъ!
— А почему ты не спросила?
И Герцлихъ разсказалъ, какъ онъ направилъ Дубовскаго къ Гастингсу-Машонову, а тотъ, «омнипотенція», все обдлалъ въ два дня.
— Густавъ! Это возмутительно! Френчъ — милйшій человкъ, достойный Скритицыной.
— Загурскій нумеръ второй. Пожалуй, лучше, но потому что первый нумеръ ужъ очень гадокъ.
— И помочь нельзя? Машоновъ не можетъ раздлать всего, что натворилъ?
— Невозможно.
— Это ужасно! Это невроятно! — воскликнула баронесса и снова прибавила по-французски:- Mais c'est stupide! И Гастингсъ! И я этого не знала. И ты не сказалъ. Да вдь это невроятно. Никто не повритъ. Я устраиваю, а ты разстраиваешь — тоже дло.
— Да, это, кажется, въ первый разъ съ нами случается! — разсмялся Герцлихъ. — И надо надяться — въ послдній.
Наступило молчаніе. Баронесса, размышляя, разводила руками и, наконецъ, произнесла:
— Ну, я ее уговорю бжать. И все поправлю.
— Напрасно, Юлія. Повторяю теб, что Френчъ — дрянной человкъ.
— Неправда. Я его ближе тебя знаю.
— Я его вовсе не знаю. Но знаю, видлъ книги, гд за нимъ числится воровство.
Баронесса широко раскрыла глаза.
Герцлихъ объяснился подробне и прибавилъ:
— Это факты, добытые Гастингсомъ. Въ рукахъ Дубовскаго теперь доказательства неопровержимыя. И знаешь, что могло бы случиться, самое лучшее и для человчества полезное? Если бы они оба другъ друга застрлили. Двумя негодяями на свт было бы меньше.
Наступило снова молчаніе. Баронесса стала угрюма и задумчива, и Герцлихъ, долго приглядываясь въ ней, наконецъ, вымолвилъ:
— Mein Liebchen, не ломай головки изъ-за людей, не стоющихъ твоего добраго сердца! А деньги для графини, т.-е. для ея разорителя, возьми. Я теб ихъ дарю, такъ какъ знаю, что графиня ихъ отдать будетъ не въ состояніи.
Около полуночи баронесса встала, взяла шляпку и начала ее надвать передъ зеркаломъ.
— Юлія, подожди еще… — вымолвилъ баронъ. — Подожди до часу. Теперь скоро двнадцать.
— Зачмъ?
— Мн такъ хочется.
— Какой вздоръ, Густавъ! Вдь не капризъ же это. У тебя ни капризовъ, ни прихотей не бываетъ. Стало быть, есть причина.
— Можетъ быть.
— Какая же?
Герцлихъ помолчалъ и вымолвилъ:
— Мн не хочется говорить… Подожди до часу и узнаешь. А иначе, просто удешь домой…
— Ничего не узнавъ?
— Ничего не узнавъ, — улыбнулся Герцлихъ.
— Это недурно! Первый разъ вижу, чтобы ты говорилъ энигмами. Скажи просто, въ чемъ дло, и я останусь.
— Нтъ. Я хочу, чтобы ты осталась, не зная — зачмъ. И можетъ быть, ты удешь въ часъ, не зная, зачмъ я тебя удерживалъ. Вдь не такъ же это трудно, Юлія.
— Конечно, не трудно, — произнесла баронесса. — Не трудно, но странно… Чувствуешь, что превращаешься въ автомата.
Герцлихъ вздохнулъ; баронесса, хорошо изучившая характеръ этого человка, поняла, что надобно уступить. Она бросила шляпку на столъ, улыбаясь, подошла къ нему, положила руки ему на. плечи и вымолвила ласкове:
— Ну, хорошо, — я останусь, прихотиикъ. До часу. Если хочешь, и до двухъ, до трехъ…
Герцлихъ улыбнулся. Лицо его стало свтле.
— Садись и давай ждать часу.
— И молчать?
— Да. Лучше молчать. Это намъ… это намъ, можетъ быть, принесетъ счастье.
Баронесса приглядлась къ нему и подумала: «Что-то есть! а что»?! Она сла съ другой стороны камина и сначала молчала умышленно, но затмъ глубоко задумалась… Герцлихъ изрдка смотрлъ на часы и будто ждалъ. Она же забылась вполн.
Не прошло получаса, какъ раздались шаги лакея. Герцлихъ встрепенулся, быстро всталъ и глядлъ со вниманіемъ на дверь.
Лакей появился съ подносомъ, на которомъ лежала депеша.
Герцлихъ схватилъ ее, развернулъ и глянулъ на подпись.
— Вотъ! — вырвалось у него глухо. Онъ провелъ дрожащей рукой по лбу.
— Что такое? — испугалась баронесса.
Перечитавъ снова депешу, онъ передалъ ее баронесс. Она прочла и вскрикнула.
Это было извщеніе о смерти жены Герцлиха.
Баронесса, пораженная и взволнованная, потупилась.
— Ну что же, Юлія… — выговорилъ Герцлихъ. — Что скажешь? Le roi est mort, vive le roi! Это — счастливйшій день въ моей жизни. Ты не знаешь… Да… Семь лтъ прошло, а ты не знаешь, какъ я тебя люблю. Какъ старикъ и мальчишка — вмст…
— Знаю, Густавъ. И отвчаю тмъ же…
— Нтъ, Юлія, твое чувство — привязанность, а мое — религія.