Экзотики

«Ну, милый графъ, — подумала Кора, злорадствуя. — Теперь будетъ мой чередъ посмяться. Et je rirai la derni`ere»…

Двое сутокъ прождала графиня очистки нумера, и волненіе ея дошло до послднихъ, предловъ. На второй день оно еще боле усилилось, потому что англичанка, видвшая нумеръ при содйствіи Жюля, въ отсутствіи занимающаго его постояльца, принесла крайне важную всть. Между этимъ нумеромъ, тамъ, гд была маленькая спальня, и гостиной перваго нумера, гд принималъ графъ, была дверь, конечно, запертая, но плохо затворяющаяся. И не только слышно все, что говорится въ гостиной, но можно въ небольшую скважину между несходящимися дверями видть все, что происходитъ тамъ.

Отъ этого извстія у графини такъ забилось сердце, какъ еслибы дло шло не о двери, а о Богъ всть какомъ важномъ событіи. Разумется, подобная случайность играла теперь во всемъ дл огромную роль.

Очевидно, сама судьба помогала ей. Простое, заурядное сочетаніе мелкихъ обстоятельствъ хотло мстить за нее…

Черезъ день, или два, она узнаетъ, кто эта женщина, скрывающаяся тщательно, услышитъ ея голосъ, увидитъ ея лицо, узнаетъ все. Вдь они будутъ говорить… Положимъ, что они будутъ осторожны. Но вдь ей нужно два-три слова, чтобы судить, отгадать.

— А затмъ? — восклицала графиня. — Затмъ!.. Я назовусь въ гостинниц… Я стану везд бывать… Я съ ней познакомлюсь… И ей, ему, всмъ объявлю все, что знаю… Я на все пойду!.. Она, наврное, замужняя, и мужъ въ Баньер. Не даромъ она тщательно скрывается… Я предчувствую, что страшно отомщу. Если же это бдная Эми, то я сдлаю скандалъ, который опозоритъ его. Спасти двочку, конечно, поздно, если она бываетъ здсь. А до ея позора мн нтъ дла! Но лучше давай Богъ, чтобы это была иностранка — съ мужемъ, энергическимъ человкомъ.

VII

Графъ Загурскій — «двойной» экзотикъ, какъ прозвалъ его Рудокоповъ, за то, что дды его основались въ Россіи, а онъ основался въ Париж — былъ не просто ухаживатель за женщинами, «mangeur de coeurs», а спеціалистъ, техникъ… и даровитый техникъ… Техническая часть ухаживанья и «влюбленья» въ себя женщинъ была доведена имъ до высшей степени совершенства. Но за то же онъ и не брезгалъ никакими средствами и фортелями. И эта его «прикладная механика» была безошибочна и всегда и всюду побдоносна. Слишкомъ тонко бывала она всегда обдумана.

Дама вся въ черномъ, съ двойной блой вуалью, ршившаяся уже два раза побывать въ отел у графа Загурскаго, съ опасностью быть узнанной, была баронесса Герцлихъ.

Напрасно попробовала бороться сама съ собой уже немолодая женщина, любившая въ первый разъ въ жизни. Натура и жажда неизвданнаго, желаннаго съ двадцати лтъ — взяли свое.

За всю свою жизнь она была окружена поклонниками, но въ сред ихъ ни разу не нашлось ни одного, для котораго стоило пожертвовать… если не своей репутаціей женщины безупречнаго поведенія, то своей душой, своими мечтами.

— Лучше ничего, чмъ это, — говорила она.

Посл стараго мужа, болзненнаго брюзги и безсмысленнаго ревнивца, отъ котораго она, наконецъ, ушла, судьба никого и ничего не послала ей. Явился Герцлихъ — тоже почти старикъ. Ей было тридцать лтъ, ему за пятьдесятъ, но онъ, женатый и почти разведенный, такъ же, какъ и она, изображалъ собой нчто, чмъ пренебрегать было нельзя. Онъ страстно, безумно полюбилъ ее, какъ еслибы ему было двадцать лтъ. Для него, женившагося когда-то по разсудку, ради связей, на дочери петербургскаго сановника, баронесса была первой встрчей, первой любовью. Вдобавокъ, при его огромномъ состояніи, его привязанность мняла совершенно положеніе соломенной вдовы съ двумя дтьми.

Баронъ Вертгеймъ посылалъ на воспитаніе дтей и на прожитокъ около трехъ тысячъ. Герцлихъ могъ дать — сколько баронесса захочетъ, безъ счету.

И тридцатилтняя Юлія Вертгеймъ, красивая женщина, на видь двадцати-трехъ или четырехъ лтъ, предпочла серьезную связь съ пожилымъ богачомъ — легкимъ и банальнымъ романамъ, которые напрашивались давно. Семь лтъ прожила она съ Герцлихомъ, и семь лтъ была ему врна. Онъ ее обожалъ. Она его любила и уважала.

Теперь натура заговорила и взяла свое. Когда и какъ она ршилась на все, ради Загурскаго, она сама не знала. Было только ясно ей самой, что она его полюбила до потери разума, забвенія всего. Почему? За что? На это отвчать было трудно. Еслибы баронесс сказали, что она за свой поступокъ сложитъ голову на плаху, — она бы не остановилась. Быть можетъ, ихъ отношенія послднихъ трехъ лтъ сдлали все. Онъ былъ ея другомъ. Она была для него симпатичная женщина, которыхъ «очень» любятъ, но въ которыхъ влюбиться уже нельзя. Это дразнило ее. И вотъ вдругъ, нежданно… отъ ея одного слова все стало зависть… Все! Осуществленіе грезъ всей жизни и осуществленіе трехлтнихъ мечтаній о немъ, Загурскомъ. И она полюбила его со всмъ пыломъ юности… Онъ былъ для нея тмъ же, чмъ она была для Герцлиха. Когда графъ явился въ Люшон, а затмъ въ Баньер, и вдругъ заговорилъ иначе, — она начала съ подозрнія.