Экзотики

Сто разъ пришло ей на умъ, что это — лукавство, ложь, притворство… Это — ея милліонъ, подаренный мужемъ. Можетъ быть! но она не хотла и думать объ этомъ. А всему, что плъ и напвалъ онъ — она хотла врить. Обманъ? Что за дло! Вдь только его слова, его увренья и клятвы — обманъ. А все остальное — дйствительность. Но это паденіе? Да! Это — гнусное преступленіе предъ обожающимъ ее человкомъ?.. Да. Это можетъ изъ-за пустого случая повести къ катастроф? Да…

И на все, на вс эти ужасные вопросы баронесса Юлія отвчала:- да!.. трепетно и безпомощно. Эми, конечно, не знала и не подозрвала ничего, но лукавая и пронырливая Кисъ-Кисъ слдила за матерью зорко съ самаго начала, и не скоро ршилась поврить очевидности. Еще въ Люшон подслушавъ, однажды, разговоръ Загурскаго съ матерью, хитрая Кисъ-Кисъ сразу все поняла.

— Ай-ай-ай! — прошептала она себ самой:- quel inf^ame! Каковъ негодяй! Вдь это милліонъ барона Герцлиха заставилъ его запылать, а мама — по наивности — повритъ. Ай-ай-ай, что длать? Помшать, или оставить?

И Кисъ-Кисъ ршила покуда не впутываться не въ свое дло, чтобы какъ-нибудь не прозвать чего-либо въ своемъ дл, гораздо боле важномъ. А дло самой Кисъ-Кисъ шло блестящимъ образомъ.

Герцогъ Оканья исполнилъ общаніе, данное въ Париж, и присоединился къ нимъ въ Пиренеяхъ на все лто.

Здсь, въ Баньер, герцогъ и Кисъ-Кисъ почти не разставались. Всякій день они верхомъ отправлялись въ окрестности; сначала длали маленькія прогулки, не дале деревушки Астэ, или мстечекъ, лежащихъ по желзной дорог на Тарбъ; но, затмъ, понемногу, они стали длать боле дальнія прогулки. Баронесса разршила маленькія экскурсіи уже не верхомъ, а въ экипаж, лишь бы только они возвращались къ вечеру.

Однако, однажды они не вернулись. Они отправились въ Лурдъ, конечно запоздали, и баронесса получила дв депеши: одну отъ дочери, другую отъ герцога, извщавшихъ, что они ночуютъ въ Лурд въ разныхъ гостинницахъ, для большаго соблюденія приличія.

«Хотя, — прибавлялъ герцогъ въ своей депеш,- въ мои годы и при лтахъ mademoiselle Лины мы бы могли остановиться и въ одномъ отел».

Баронесса была, очевидно, слишкомъ поглощена своимъ роковымъ положеніемъ, чтобы обращать достаточно вниманія на все, что творила ея дочь. Она въ буквальномъ смысл потеряла разумъ и ходила какъ бы въ припадк лунатизма.

Загурскій, знававшій «mille е tre», былъ все-таки если не увлеченъ, то тронутъ любовью этой женщины, — настолько была она беззавтно и безгранично увлечена. До обоготворенія его и забвенія всего, что не онъ.

— Это уже не осень, золотистая, теплая, тихая… — говорилъ онъ ей шутя. — Разв не въ Европ, а въ Сахар…

Однако, изрдка баронесса замчала дочери по поводу герцога:

— Amuse-toi, Kiss-Kiss, mais prends garde.

— Oh, ch`ere maman! Это не мн надо говорить. Вотъ еслибы отецъ или мать герцога были живы, то хорошо бы сдлали, еслибы сказали ему теперь:- Amuse-toi, Feman, mais prends garde…

— Ты воображаешь, что онъ въ тебя влюбленъ?

— Не воображаю, а знаю и вижу.

— И настолько, что захочетъ жениться?

— Да. А если не захочетъ, то… можно будетъ заставить… Да, бдный Оканья! Il же conduit comme un enfant, ou un cr'etin. Это — поведеніе ребенка, нахала или дурака. Что онъ изъ трехъ, я не знаю. Да мн это все равно. Лишь бы придти къ цли.

— Prends garde, Kiss! — смущалась баронесса.

— Y а le lui dire, `a lui, maman! — усмхалась юная баролесса, цлуя мать. — Я не ты, меня не проведешь.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего… Но, серьезно говоря… prends garde `a ton pauvre coeur, maman.

«Ахъ, еслибы только сердце! — мысленно восклицала баронесса. — До погубленнаго сердца никому дла нтъ, а до погубленной репутаціи всмъ-дло»…

Однако, на второй день посл прізда Соколинскаго, баронесса повеселла, ожила, и прежде всего обратила вниманіе на тревогу, замченную въ любимиц. На усиленные разспросы баронессы, что съ ней приключилось посл бесды съ Соколинскимъ и зачмъ онъ пріхалъ вмсто дяди, Эми откровенно разсказала все. Баронесса была поражена извстіемъ о катастроф и разореніи, но вмст съ тмъ обрадована другимъ извстіемъ — о предложеніи князя.

— Тмъ лучше, — воскликнула она, — что все такъ сошлось, что обстоятельства заставляютъ васъ выйти за этого человка. Я никогда прежде не могла понять, почему вы, никого не любя, ему отказывали. Вы знаете, что я готова была всячески помочь вамъ по отношенію къ этому несчастному Френчу, и вы сами привели все въ бд. Но все-таки теперь я скажу, какъ и прежде говорила: лучше выйти за Соколинскаго, за соотечественника, нежели за иностранца, хотя бы и за такого, какимъ былъ Френчъ.

— Я знаю, что онъ хорошій человкъ, — отвчала Эми:- добрый и честный, и вроятно любитъ меня, если такъ настойчиво хочетъ на мн жениться. Съ его именемъ и состояніемъ ему легко везд найти себ подругу жизни. Но поймите, баронесса, одно, простое, нчто самое простое: я не могу любить его… Я могла бы быть его другомъ, его сестрой, но женой…

Эми закрыла лицо руками и прибавила: