Электрический бал

Гости переглянулись. Победоносцев же не сводил глаз с Дюпре. Тот стоял так же невозмутимо. Только тонкие усики его едва заметно дрожали.

– Но для того, кто является орудием Господа, – продолжал Шереметев, – у других найдутся свои названия. Каких только мой друг не слышал в свой адрес. Обманщик, шарлатан, аферист и даже убийца!

Граф стащил новый стакан с подноса проходившего мимо лакея, отхлебнул и вдруг вскрикнул:

– Шампанское! Какая гадость! – Он швырнул с яростью бокал об пол, тот разлетелся на сверкающие осколки. Гости вздрогнули и отошли подальше. – Несите русской водки!

Из буфета прибежал служка с графином и рюмкой. Граф опрокинул рюмку и закусил солёным огурцом с вилки. Слуги тем временем проворно подмели пол от осколков и просушили лужицы полотенцами.

– Так вот о чём я, – сказал граф присевшим от водки голосом. – Ах да, так всегда бывает с великими людьми. Одни их боготворят, другие готовы смешать с грязью, унизить, посадить в тюрьму. – Тут граф нашёл глазами Победоносцева и ткнул в его сторону толстым пальцем. Сзади кто-то гоготнул. – Даже распять! А по мне, так это и есть тот лакмус, по которому можно отделить человека незаурядных способностей от нас, обывателей. Потому как великое всегда кажется нам противоестественным и чужеродным. Нам всегда хочется разрушить совершенство вместо того, чтобы греться в его лучах. Оно пугает нас!

– Но что за человек, о ком говорите вы? – не выдержал низенький старичок со сгорбленной чиновничьей статью и завитушкой волос на блестящем черепе. – Не томите нас ожиданием.

Толпа поддержала старика возгласами одобрения и сдержанным смехом.

Граф закатил глаза, явно подавляя гнев. Ход его представления был бесповоротно разрушен. Он нервно расчесал пальцами волнистые рыжие волосы и продолжил:

– Всенепременно, Пётр Аркадьевич. Я удовлетворю ваше любопытство. Но для начала должно рассказать, как я его встретил. От одного знакомого я услышал, что в Берлине якобы есть человек, который поможет моей проблеме. Но когда я прибыл туда, оказалось, что он успел уже переместиться в Прагу. Но и в Праге его не оказалось. Как выяснилось, он покинул город днём ранее, опасаясь преследования властей. В Вене я вроде бы нагнал его. Но, подняв все знакомства и оббив все пороги, я так и не смог отыскать его следа. Пока наконец, сидя в ложе Венского театра, скучая безмерно на «Аиде» Джузеппе Верди, я не услышал сзади шёпот. Шёпот, безо всяких сомнений, предназначался мне:

– Милостивый мсье, не кажется ли вам, что погребение заживо – не самый плохой исход для этой парочки? – спросил кто-то по-русски с лёгким польским акцентом.

Вопрос поразил меня тем, что именно та же мысль у самого крутилась всё это время в голове.

– Вот-вот, я бы эту шайку лучше крокодилам скормил, – ответил я.

Господин чистосердечно рассмеялся и тут же, без предисловий, сообщил, что готов исполнить моё желание. Я был несколько подшофе, и я даже испугался, что реплика относится к моей последней фразе. Но из дальнейшего диалога стало ясно, кто сидит сзади меня и какое желание имеет в виду. И я тут же, не раздумывая, согласился! А кто бы из вас не согласился? Пусть тот первый бросит в меня камень!

Граф оглядел толпу безумным взглядом, но претендентов не нашлось.

– Не буду рассказывать о деталях ритуала, через который нам с Акулиной Петровной пришлось пройти. Скажу только, что вот это, – он ткнул пальцем в кулёк с сыном, – появилось только благодаря истинному волшебству. И теперь я прошу всех поднять бокалы за того единственного, кто на короткой ноге и с Богом, и с чёртом, великого мага и спирита, исполнителя желаний, колдуна, и увещевателя, и алхимика. Единственного в своём роде. Следователя древних традиций египетских и шумерских жрецов, неповторимого и ужасного Жака Дюпре!

От удивления толпа не смогла издать ни звука. В Москве, конечно, все уже знали эту фамилию. По мраморному полу послышались стуки его каблуков. Дюпре с улыбкой вышел на середину залы и поклонился публике. Раздались изумлённые возгласы. Несколько женщин упали в обморок.

Граф подошёл к Дюпре и по-свойски обнял его.

– Ну что же вы испугались, искупайте гостя в аплодисментах!

Грянул марш.

Оцепенение спало, публика взорвалась криками и охами, рванула в центр и обступила иностранца. Мерзавец одаривал обступивших его людей щучьей улыбкой.

Победоносцев посмотрел на графиню. Они были одними из немногих, кто не поддался общему сумасшествию. Елизавета взирала на Дюпре с плохо скрываемой ненавистью. Руки её мяли и душили несчастный букет.

Наконец марш отыграл, и оркестр умолк. Дюпре поднял примирительно руки, давая понять, что сейчас будет говорить.

– Господа, – крикнул он, – мне очень приятна та честь и то знаменитое московское гостеприимство, которое мне здесь оказывают. Я благодарю хозяина и хозяйку бала за столь помпезное оглашение моих скромных успехов.

Толпа довольно посмеялась.

– Но этой ночью я, к сожалению своему, вынужден покинуть этот славный город!

Раздались вздохи разочарования, в основном из женской части.