Элеонора Дузе

Двигалась она, конечно, мало, но все жесты были отточенными,

выразительными. Реплики звучали четко и живо. Бернар «показыва¬

ла высокий класс» — вы это чувствовали сразу, но, несмотря на бли¬

стательность формы, чего-то не хватало в содержании. Был свет,—

но холодный, он никого не согревал. Сверкало и пламя, яркое, чи¬

стое,—но оно не обжигало. Как жаль, что я не видел ее в молодости,

без конца повторял я себе, она, наверное, была восхитительна, по

всему видно, что это так.

Испытывая самый искренний восторг, я не мог не ощущать, как

холодно и пусто то, что я наблюдал; мы все с почтением внимали ей

и взирали на нее, но ничто не волновало нас, кроме мысли: «Это же

Вернар, великая Бернар. О, в свое время она, наверное, была непод¬

ражаема!» Я следил за ее игрой, затаив дыхание, дожидаясь того

маленького штриха, того момента, который создает величие. Гени¬

альные актеры демонстрируют порою прекрасную, отточенную игру,

которая не поднимает их, однако, над уровнем просто талантливых

исполнителей. И вдруг в одной какой-то сцене, жесте, интонации

блеснет, подобно откровению, «искра божественного огня». Так на¬

ступает вдохновенный миг, столь же ослепительно и внезапно оза¬

ряющий театральные подмостки, как вспышка молнии освещает ноч¬

ной пейзаж.

Бернар добилась этого в финале спектакля, в сцене смерти. Отки¬

нувшись на высоко взбитых подушках, она умирала. В последние

минуты, когда жизнь еле теплилась в ней, она вдруг приподнялась

и села. В ее голосе и в лице, несмотря на белизну кукольной эмалевой

маски, появилось что-то новое, покоряющее своей силой. Почти ше¬

потом она сказала несколько слов, и казалось, что жизнь отлетела от

нее. Все актрисы, которые играли при мне умирающих, и, уж ко¬

нечно, все, исполнявшие именно эту сцену, испустив последний

вздох, непременно падали на подушки, грациозно вытянув руки и

запрокипув бледное, в рамке кудрявых волос лицо, чтобы те, кто си¬

дит в зале, смогли увидеть последнюю улыбку (лучезарный свет, по¬

кой, печаль) или все, что угодно. Бернар сыграла сцену иначе: не¬

ожиданно резким движением, так, что мы все похолодели и задрожа¬

ли в своих креслах, она рухнула вперед, неловко и тяжело, как свин¬

цовая, трагически вытянув руки вдоль тела ладонями наружу. В этой

позе она застыла. Да, это была смерть, настоящая, окончательная, не¬

поддельная. Конечно, это был только театр, но это было высокое ис¬

кусство. Тот неповторимый штрих, который заставлял воскликнуть:

«На сцене великая Сара Бернар!»

Театр дрогнул от бури аплодисментов. Люди вскакивали со своих

мест, снова садились. Артистку без конца вызывали. Бернар появля¬

лась перед зрителями в восхитительно отрепетированной позе.

Раскинув руки и низко склонив голову, она стояла посередине сцепы,

поддерживаемая двумя актерами,— точная копия распятого Христа.

Она стояла в такой позе, пока длились вызовы, лишь иногда припод¬

нимая голову и вновь роняя ее на грудь.

Ни разу в жизни я не слышал, чтобы публика так неистовствова¬

ла: это было всеобщее ликование, все кричали: «Браво! Браво! О, бо¬

жественная Сара! Божественная Бернар! Да здравствует Сара!»

Захваченный общим порывом, я аплодировал до боли в руках и

самозабвенно вопил во весь голос.

Немного погодя публика стала покидать театр. Я направился к

артистическому выходу в переулке подле театра. Там уже собралась

целая толпа. Все были веселы, возбуждены. Оживленные разговоры

сливались в многоголосый, ликующий гомон. У дверей стоял длин¬

ный черный лимузин. Вскоре низенькая дверца служебного выхода

распахнулась, и появилась Бернар с букетом красных роз в руках.

Двое мужчин поддерживали ее под руки. И снова толпа обезумела.

Оглушительный крик прокатился под солидным, полным достоинст¬

ва лондонским небом: «Браво! Да здравствует божественная!» Люди

размахивали руками. Бернар грациозно раскланялась. Ее усадили в

автомобиль, и он тронулся с места. Толпа, окружив машину, броси¬

лась вслед за ней, крича и размахивая руками, люди бежали до тех

пор, пока, набрав большую скорость, лимузин не скрылся за углом.

И я бежал вместе со всеми, и я кричал вместе с толпой. Веселое, ра¬

достное возбуждение охватило меня, как и всех. Шумно переговари¬

ваясь и смеясь, публика медленно растекалась по улицам Лондона.

На следующий день я подвел итоги своим впечатлениям от спек¬

такля. Я провел восхитительный вечер, пережил прекрасные минуты.

Бернар, несомненно, блистательна. Она все еще владеет своим вели¬

колепным мастерством. Возможно и даже весьма вероятно, что в

прошлом она была неподражаемой и играла вдохновенно. Несмотря

на это, мне с неохотой пришлось признаться себе, что я разочарован.

Слава прежней Бернар затмевала нынешнюю, мысль об этой славе

волновала больше, чем впечатление от игры. Той великой Бернар, той

Божественной, чье искусство и «золотой» голос околдовывали и увле¬

кали зрителей, не было. Я увидел актрису — старую, но мужествен¬

ную. Она по-прежнему владела совершенной техникой, но вместо

былого огня остался холодный пепел, усталость. Я увидел актрису,

которая, наверное, была прекрасна в свое время. Мне было немного