Эльфийский бык 3

— Это… трактор? — спросила Анна у Стаса, который наблюдал за вспышками пламени, что то тут, то там прорывались сквозь сизоватый туман. Откуда тот взялся, Анна не поняла, потому что ещё недавно тумана не было.

— Трактор. И немножечко танк. Просто его доделать не успели. Что, братец, хреново? — заботливо поинтересовался Стас, поднимая вяло подергивавшегося Степана за шею. — А я тебе говорил, не дури. Пей лекарство…

Анна молча прислонилась к горячему боку трактора.

— Там много… мертвецов.

— А то… места у нас, конечно, тихие, но это сейчас. А раньше кто только не хаживал. То царевы люди, то ещё какие-то. И всем чего-то надо, и все потом недовольные, пока живые. А мертвыми так и ничего… лежали себе вот, — Стас протянул флягу. — Заставь этого убогого выпить!

— Он не убогий, он храбрый! Он… он меня спас!

— А ты его.

— И что? Пей, — велела Анна, перехватив Степана за руку. — Вот только попробуй у меня не выпить! Я тогда… тогда… не знаю, что с тобой сделаю… ролик сниму… экстремальный… всегда мечтала грумером попробовать… начну с медведя.

И носом шмыгнула, поняв, что того и гляди расплачется.

Только не успела, потому что из трактора выглянула хрупкая девушка с футляром от скрипки в руках. Да быть того не может… хотя…

Стас аккуратно снял её, поставил и спросил:

— Уверена?

Девушка кивнула и, оглядевшись, пальчиком указала на крышу тракторотанка.

— А почему он без дула? — ляпнула Анна первое, что в голову пришло. — Если трактор-танк, а не трактор-броневик?

— Потому что ещё маленький. Не выросло. Дуло у танков вырастает после первой взрослой линьки, когда нормальная броня появляется.

Объяснение показалось вполне логичным, ну, в контексте общих событий. Аэна же — вот точно она, Анна как-то попала на концерт — достала скрипку и, прикрыв глаза, осторожно коснулась струн смычком.

А Стёпка допил.

Сволочь он.

Вот как можно заставлять женщину волноваться? И в глазах — ни капли раскаяния, скорее уж готовность к дальнейшим подвигам.

Она хотела высказать, хотела…

Музыка полилась. Она как-то вот взяла и полилась, вплетаясь сразу и в шелест конопляного поля, и в бычий рёв, перемежавшийся с хрустом, скрежетом и ещё каким-то шумом. Она оплела и уняла прочие звуки, подчинив их своему течению. И лишь там, где-то на самом краю, долго сопротивлялся какой-то упрямый шаман. Звуки его бубна пытались пробиться сквозь течение музыки, но потом и он замолчал.

И музыка переменилась.

Она зажурчала, замурлыкала, уговаривая успокоиться. И Анна вдруг успокоилась. Сразу и полностью. А потом не только она. Как-то вдруг всё вокруг стало понятно.

Очевидно.

Правильно.

В том числе и человеческие лапы, которые обняли её и прижали. И шепот над ухом:

— Спасибо.

И улыбка, которая сама собой вылезла вот… Анна закрыла глаза и оперлась на Степку. Она ощущала некоторую усталость и всё ещё — страх, хотя тот, пожалуй, остаточный.

Такой вот…

Всё будет хорошо.

Обязательно… искусство — это сила…

Глава 43 В которой речь идёт о делах далёкого прошлого и современной толерантности

«Охота — это спорт. Особенно, когда патроны кончились, а медведь ещё жив».

Откровения заядлого охотника

Калегорм подавил зевок и потёр глаз. Глаз зудел, слезился и, кажется, тоже опухал, потому что смотреть им было почти невозможно. Причём именно левый. Правый вполне себе видел.

Ну, может, не в деталях, но то, как старший из Волотовых развёл руками, а потом соединил их вместе, и окрестная земля затрещала, проседая и принимая в себя остатки кургана, Калегорм разглядел. А потом проморгался и решил, что чего он там не видел-то? Если подумать, то смотреть вроде даже и не на что. Сверху всё по-прежнему, а вот по ощущениям сама гробница опускалась ниже.

И ниже.

До самых ли огненных глубин? Возможно, так оно и правильно, чтобы никто не потревожил покой. Нет, тьма ушла, как сгинул и свет. Они сплелись воедино, а потом взяли и просто растворились в нигде, после чего останки Святогора Волотова осыпались прахом.

И платье, рядом с останками лежавшее.

И украшения.

И всё-то, что было сделано не из камня, кроме меча, который младший из Волотовых сжимал в руке, явно не понимая, что с ним делать.

А Ведагор, прислушавшись к чему-то, сказал:

— Уходить надо. Изнутри они, может, и запечатают, но снаружи тоже не мешало бы. Просто, на всякий случай.

Последнее, что Калегорм видел, это сердце тьмы, которое тоже осыпалось на пол белесым пеплом. Возможно, в другое время он бы прихватил частичку с собой.

Или нет?

Там, за дверью, ждали эльфы, которые слегка утратили прозрачности.

— Она ушла, да? — произнесла самая юная из них, вытягивая шею. — А они поцеловались?

— Ная!

— Что?

— Тебя только это интересует? — с показной суровостью поинтересовался Танлил, опознать которого получилось по листу папоротника.

— Не только… но и это тоже. Интересно же, чем всё закончилось!