Элиза и ее поклонники

К немалому сожалению Филиппа, с ночи после концерта Паганини зарядили сплошные дожди. Прогулку в аббатство Лихтенталь пришлось отложить на неопределенное время. Подходя к окну, Филипп всякий раз невольно всматривался в небо: не рассеиваются ли тучи? При этом ему представлялось, как колышутся юбки Элизы, идущей впереди него. Или как она оборачивается и заговорщицки улыбается ему. Когда прогулка наконец-то состоится, им наверняка удастся хотя бы недолго поговорить друг с другом, не возбудив подозрений в том, что она для него не просто младшая сестра университетского приятеля.

Однако облака, увы, не рассеивались, и графиня-мать находила, что в такую погоду ее дочерям следует оставаться дома, проводя время за рукоделием, светскими беседами с гостями (преимущественно женского пола) и чтением поучительных книг. За несколько дней Филиппу ни разу не представилась возможность поговорить с Элизой о ее романе, а тем паче поцеловать ее. Они ни на минуту не оставались наедине.

Ему бы следовало радоваться этому, но он вовсе не был рад.

Расстояние между ним и Элизой сокращалось лишь в те минуты, когда она играла на рояле, а он переворачивал страницы. При этом, однако, неизменно присутствовала баронесса фон Лаутербах, к которой почти всегда присоединялась графиня-мать. Пьесы, предпочитаемые дамами, часто оказывались настолько коротки, что в переворачивании страниц не было необходимости. Тогда Филипп садился в одно из кресел.

Графиня, по-видимому, одобряла его интерес к музыке, баронесса же глядела настороженно.

От Хенри доставили пакет, которому Элиза обрадовалась. Присланная книга, судя по всему, не обладала той поучительностью, какой граф фон Фрайберг обыкновенно ожидал от чтения своих дочерей, однако он настолько благоволил английскому лорду, что разрешил Элизе прочесть «Гордость и предубеждение» – так назывался этот роман, явно ее увлекший. О чем там говорилось, Филипп не знал, но по тому, как заблестели глаза молодой графини, когда она сообщила своей маменьке, что книга написана дамой, не составило труда догадаться: Элиза мечтает повторить успех анонимной английской сочинительницы.

Единственное, чему, по счастью, не могла помешать дурная погода, были письма. Много раз перечитав то послание М. к А., где героиня вспоминала об их поцелуе, Филипп написал ответ от лица героя, посвященный тому же событию и снабженный несколькими комплиментами в адрес возлюбленной – не настолько смелыми, чтобы отпугнуть Элизу.

Даже не имея возможности обменяться с ней парой слов с глазу на глаз, он смог дать ей понять, что письмо ожидает ее в дупле, а она, как только дождь притих, не замедлила забрать послание.

Следующим же утром Филипп получил ответ, найдя его не в дупле (ливень не позволял выйти в сад), но в нотной тетради, которую Элиза, сидевшая за роялем, попросила ей принести. Незаметно забрать и спрятать сложенный листок было нетрудно. Труднее оказалось дождаться времени, когда можно будет прочесть записку, а еще труднее – прочтя ее, перестать думать о том, что в ней говорилось.

Эта главка романа большею частью представляла собой описание пейзажа, напомнившего Филиппу шварцвальдскую долину реки Ос, однако, встретившись там, на лоне природы, со своим возлюбленным, М. вдруг обращалась к нему с такими словами:

Я томлюсь в ожидании минуты, когда твое горячее дыхание коснется моей шеи, моей груди, моего бедра и всего того, что я так ревностно оберегаю от чужого взгляда. Живу надеждой на твои поцелуи.

Прочитав это, Филипп сглотнул: представившаяся ему картина оказалась неожиданно смелой. У Элизы был несомненный талант к сочинению подобных писем, причем девушка, очевидно, обладала развитым воображением. Если ее грудь и шею он, Филипп, в самом деле целовал, то как ей пришло в голову написать о прикосновении мужских губ к женскому бедру?

Что бы он увидел, если бы поднял юбки Элизы? Носила ли она французские дамские панталоны? Льняные или шелковые? Или же она вовсе не следовала этой новейшей моде?

Филипп застонал. Как мог он ответить ей? То есть нет! Как мог А. ответить М.? Не следовало забывать: эти письма принадлежат вымышленным героям, а не им с Элизой. М. уже целовал А. в бедро, в то время как Филипп не смел зайти так далеко.

Проклятие! Да откуда же она это взяла?

Откуда ей было знать, что он хотел бы, но не мог себе позволить? С каждым днем нарастало его желание прикасаться к ней, целовать ее губы, шею, груди, бедра…

Довольно!