Элиза и ее поклонники

– Твое дыхание не горячее, – повторила Элиза чуть охрипшим голосом, – а прохладное. Может быть, дело в том, что письмо, которое я нашла, писано зимой, а сейчас лето. Моему телу жарко, и, когда ты на него дышишь, я ощущаю легкий холодок, но это не неприятно.

Филипп тихо засмеялся. В такой момент он не ждал от девушки столь бесхитростных проявлений наблюдательности. Однако она правильно делала, прислушиваясь к своим ощущениям. Иначе как бы ей удалось передать чувства героини?

– Вероятно, здесь, – Филипп дотронулся до ее бедра, защищенного пышными юбками, – мой поцелуй был бы другим.

Она закусила губу. Он убрал руку и выпрямился, хотя его своенравное тело преисполнилось сильнейшего желания устранить разделявшие их шелковые преграды.

– Так кому же принадлежит то письмо? – осведомился он, постаравшись придать своему голосу деловитость.

– Этого я не знаю. Оно было в нашей библиотеке, в книжице со стихами. Подписано «Мину».

– Мину? – Филипп откашлялся и, решив вернуться к учтивому «вы», дабы восстановить надлежащее расстояние между собой и сестрой своего друга, спросил: – Быть может, вы позволите мне взглянуть на это письмо, когда я вернусь из Страсбурга?

– Подождите, – сказала Элиза и, сняв с локтя ридикюль, открыла его.

– Оно при вас?

Она протянула ему в несколько раз сложенный листок. Чувствуя на себе ее нетерпеливый взгляд, он снял перчатки, медленно развернул письмо и пробежал глазами строки, под которыми было размашисто выведено Minou.

…с мечтою о твоих поцелуях прижимаюсь горячими губами к ледяному оконному стеклу, силясь охладить страсть, владеющую мной. О, как бы я хотела бежать к тебе! Сие, увы, невозможно, mon amour, но сердцем я всегда с тобой. Ночью, едва я закрою глаза, мне снятся наши тайные свидания.

Вот и то место, которое заимствовала Элиза. Мину выразилась несколько определеннее, чем М. – героиня романа юной сочинительницы.

Предчувствую, как твои губы тронут мою шею, грудь и маленькую родинку на бедре, а потом ты… Я томлюсь в ожидании минуты, когда твое горячее дыхание коснется всего того, что я так ревностно оберегаю от чужого взгляда. Живу надеждой на твои поцелуи… Огонь нашей страсти…

Филипп сглотнул, прочитав постскриптум:

Моя кошечка ужасно стосковалась по твоим нежным рукам и по твоему…

На последнем слове была клякса, тем не менее Филипп, вне всякого сомнения, понял, что писавшая имела в виду. Ту часть тела, которая так беспокоила его, когда он целовал Элизу.

Он уронил руку, державшую листок.

– Ну? – вопросительно промолвила Элиза. – Это письмо очень страстно, вы не находите?

Филипп кивнул. Ему все еще было трудно говорить, и потому он молча протянул ей письмо.

– То, что здесь упомянута кошечка, – продолжила она, задумчиво глядя в листок, – представляется мне не совсем уместным, и я хотела бы это опустить. Сначала я подумала: «Как мило!» – а потом спросила себя: «Не странно ли, что Мину, тоскуя по своему возлюбленному, вспоминает о животном?»

Элиза подняла голову. От ее вопрошающего взгляда Филиппу сделалось еще жарче. Он не мог ей лгать, но и объяснить, конечно же, не мог…

А она между тем продолжала ждать ответа. Позволить ей и дальше столь наивно заблуждаться было бы, наверное, безответственно. Что, если она заговорит об этом письме с кем-то кроме него?

– Я думаю, – произнес Филипп, откашлявшись, – эти строки имеют скрытый смысл. Они кажутся безобидными, однако в действительности они… э… далеко не невинны.

– Вот как?

До чего же тяжко ему было выдерживать этот пытливый взгляд, нацеленный прямо на него!

– Мы можем предположить, что дама, написавшая это письмо, владеет французским языком.

– Да, – кивнула Элиза. – Себя она называет Minou, а возлюбленного – mon amour.

– Верно. Если мы переведем на французский слово «кошка» или «киска»…

– La chatte.

– …то получится вульгарное название определенной части женского тела.

Нахмурив лоб, Элиза посмотрела сперва на свои юбки, потом на Филиппа и покраснела.

– Неужто вы хотите сказать, что… И, стало быть, его нежные руки…

У нее перехватило дыхание.

– Да, полагаю, эти строки следует понимать именно так. И само прозвище писавшей, Minou, означает то же.

Элиза выдохнула с чуть слышным присвистом.

– Какая я глупая! – сказала она.

Филипп помотал головой.

– Откуда вам было это знать? Гувернантки такому не учат.

Элиза механически сложила письмо и убрала в ридикюль. Видя, как глубоко она ушла в свои мысли, Филипп счел наилучшим оставить ее одну. Он встал.