Елизавета Петровна

Дворец на Невском проспекте относится к единственному официально зарегистрированному пожалованию императрицы Шувалову, новоселье в котором он отпраздновал пышным маскарадом 24 октября. Все это подтверждает репутацию Ивана Ивановича как бессребреника, не использовавшего положение фаворита в корыстных целях, роскошь императрицы и ее двора, мотовство вельмож нисколько его не коснулись, и он довольствовался скромными благами, предоставленными ему, когда он был пажом.

Подобный ход мыслей противоречит свидетельству Фавье о том, что Шувалов «имеет только один красивый дворец, в котором, впрочем, он не живет, так как имеет помещение при дворе, но обстановка у него роскошна, и, как говорят, он имеет наличными деньгами более миллиона рублей серебром. Для себя лично он ищет удовольствий и развлечений, насколько, впрочем, это ему дозволяет его положение: он имел несколько любовниц».

Наличие у Ивана Ивановича свыше миллиона рублей документально подтвердить невозможно, но нет сомнения, что деньжата, и довольно значительные, у него водились: после смерти императрицы он приобрел две тысячи крепостных, а в 1763 году отправился в путешествие, где провел не три месяца или три года, а пятнадцать лет, причем в Италии и Франции он покупал произведения искусства, подаренные затем Екатерине II.

Бескорыстие у всякого здравомыслящего человека не должно затмевать мысли о будущем. На глазах Ивана Ивановича медленно угасала жизнь возлюбленной и нависала угроза возвратиться к укладу быта мелкопоместного дворянина. Утопавшего в роскоши модника вряд ли радовала подобная перспектива, и он, поразмыслив о своем будущем, предпринял попытку сблизиться с малым двором, то есть с великим князем Петром Федоровичем, наследником престола, будущим императором Петром III, и его супругой Екатериной Алексеевной. Попытка не увенчалась успехом — сближению препятствовала прежде всего супруга наследника. По словам Фавье, «Ив. Ив. старался приобрести у великой княгини то же доверие и быть при ней в таком же положении, как и при императрице. Эта попытка, однако, ему не удалась, и великая княгиня сохранила глубокое чувство ненависти к нему, приписывая изгнание графа Понятовского (фаворита Екатерины Алексеевны. — Н. П.) отчасти зависти камергера».

Неизвестный художник Выезд императрицы Елизаветы Петровны из Аничкова дворца. Сер. XVIII в.

Музей Усадьбы Кусково

Подлинная причина обострениия отношений между малым двором и И. И. Шуваловым состояла в причастности последнего к проекту передачи короны не племяннику, а его сыну Павлу. Проект возник в связи с неуравновешенным характером Петра Федоровича, недоброжелательным к нему отношением императрицы, его преклонением перед прусским королем и неустойчивым здоровьем Елизаветы. Проект поддерживали графы Р. И. Воронцов, И. Г. Чернышев и гетман Разумовский. Шувалов должен был передать проект на подписание, но не решился, не добившись согласия А. П. Бестужева, — канцлер был решительным сторонником Екатерины и не разделял мнения о необходимости ее высылки из России.

Передача короны Павлу перекрывала путь к трону для Екатерины, и поэтому она не могла питать нежных чувств к Ивану Ивановичу, лишь благодаря нерешительности которого едва не был нанесен смертельный удар ее мечте: свергать с трона собственного супруга-императора, будучи императрицей, было значительно легче, чем великой княгине — собственного сына.

После смерти Елизаветы Петровны Петр III назначил Шувалова на должность командира кадетского корпуса, которую сам занимал, будучи великим князем. Можно представить, сколь странным было это назначение — Иван Иванович, сугубо светский человек, ни дня не служивший в армии, понятия не имевший о воинских порядках, стал начальником учебного заведения, готовившего офицерские кадры. Шувалов, хотя и был удручен этим назначением, не посмел противиться воле императора. Вольтеру он в марте 1762 года жаловался: «Мне потребовалось собрать все силы моей измученной души, чтобы исполнять обязанности по должности, превышающей мое честолюбие и мои силы». Удивлялся этому назначению и приятель Ивана Ивановича граф Иван Григорьевич Чернышев. Прослышав о нем, он писал Шувалову: «Простите, любезный друг, я все смеюсь, лишь только представлю себе вас в щиблетах, как ходите командовать всем корпусом и громче всех кричите: „На караул“».

Сказанное, однако, не колеблет нашего суждения об отсутствии у Ивана Ивановича алчности, свойственной прочим фаворитам, в том числе и его предшественнику А. Г. Разумовскому. Цель вышеизложенного состоит в другом — отказаться от суждения о Шувалове как об аскете, которому были совершенно чужды пороки своего века.