Елизавета Петровна

И тем не менее И. И. Шувалов был наделен множеством добродетелей, намного перекрывавших его недостатки, — среди фаворитов он выглядел белой вороной. Даже Екатерина II, его недолюбливавшая, наблюдая Шувалова, когда ему исполнилось 18 лет, отмечала: «Он был очень недурен собой, очень услужлив, очень важен, очень внимателен и, кажется, от природы очень кроткого нрава». Императрица даже приписала себе заслугу в карьере Шувалова: «В своем счастии, которое наступило очень быстро, он долго был благодарен мне за то, что я первая его отличила». Екатерина преувеличивала свою роль, считая себя его «первым двигателем».

Еще одно достоинство Ивана Ивановича состояло в его тяге к знаниям. Он образовал себя, по словам секретаря французского посольства Фавье, «без помощи путешествия и учения». Любовь к чтению позволила ему самостоятельно овладеть хотя не глубокими, но разнообразными знаниями как в области науки, так и искусства. Он владел едва ли не самой обширной в столице библиотекой. «Шувалов, — отметила в своих „Записках“ Е. Р. Дашкова, — выписывал из Франции все вновь появлявшиеся книги. Он оказывал особое внимание иностранцам; от них он узнал о моей любви к чтению; ему были переданы и некоторые высказанные мною мысли и замечания, которые ему так понравились, что он предложил снабжать меня всеми литературными новинками. Я особенно оценила его любезность на следующий год, когда я вышла замуж и мы переехали в Москву, где в книжных лавках можно было найти только старые, только известные сочинения, к тому же уже входившие в состав моей библиотеки, заключавшей к тому времени двухтысячный том».

Пристрастие Ивана Ивановича к чтению отметила и Екатерина: «Я всегда его находила в передней с книгою в руке… Этот юноша показался мне умным и с большим желанием учиться».

И еще несколько свойств натуры Ивана Ивановича, вызывающих одновременно и симпатию, и осуждение: мягкость характера, уступчивость, желание всем угодить, чтобы избежать ссор, чем пользовались не только добропорядочные друзья, но и алчный братец Петр Иванович, донимавший его корыстными просьбами «о предстательстве перед императрицей».

О скованности, стеснительности и нерешительности Шувалова писал неизвестный автор его биографии: «Характерной чертой Шувалова была его застенчивость и неуверенность в самом себе в обществе. Несмотря на беспримерные успехи, он всегда был обособлен… не имея для этого видимой причины. Большая привычка бывать в свете помогала ему скрывать свою внутреннюю стесненность, но его друзья подмечали ее».

Заметила нерешительность Шувалова и Екатерина II, изобразив ее в утрированном виде в сочинении «Были и небылицы», где, по мнению историков литературы, под фамилией действующего лица «Нерешительный» вывела И. И. Шувалова: «Есть у меня сосед, который в младенчестве слыл умницею, в юношестве оказал желание умничать, в совершеннолетие каков? Увидите из следующего: он ходит бодро, но когда два шага сделает направо, то, одумавшись, пойдет налево; тут встречаем он мыслями, кои принуждают его идти вперед, потом возвращается вспять. Каков же путь его, таковы его и мысли. Сосед мой от роду не говаривал пяти слов и не делал ни единого шагу без раскаяния потом об оном».

Приведем высказывание еще одного современника об И. И. Шувалове. Австрийский посол Мерси д’Аржант не мог питать симпатий к Ивану Ивановичу, поскольку тот был сторонником сближения не с Австрией, а с Францией. Поэтому он обнаружил у фаворита недостатки, в большинстве случаев надуманные. Аржант считал «вполне достоверным, что при крайне ограниченных способностях и легкомыслии канцлера его заблуждения и уклонения от правого пути тем опаснее, что он всегда умеет прикрывать их под видом неутомимого рвения и любви к отечеству, хотя не представил никаких других доказательств этому, кроме проектов преобразования разных частей управления», но ни один из них не доведен до конца. Дипломат упрекал камергера и в том, что его внимание «обращено то на полицейское управление, то на торговлю или же на искусство и науки и все его затеи привели к тому, что подданные впали в еще большую нищету, чем прежде».

Аржант уличает Шувалова в прирожденном высокомерии, его чрезмерно лестном мнении о собственной персоне и в ненависти к иностранцам. Этот отзыв, далекий от истины и одинокий среди множества похвальных, приведен, чтобы показать, как один и тот же человек воспринимался современниками, придерживавшимися различных взглядов. Аржант так же отрицательно отзывался и о другом своем противнике, ориентировавшемся на тесные контакты не с Австрией, а Францией, — канцлере М. И. Воронцове, сменившем Бестужева: «Его слабость, трусливость и посредственные способности — сами по себе представляют почти непреодолимые препятствия, и нет основания предположить, чтобы при большей настойчивости с его стороны мы могли бы надеяться на получение более значительных и существенных результатов, чем те, каких мы достигли до сих пор».