Елизавета Петровна

Ломоносов был горячим поклонником Петра Великого и его деяний и в похвальном слове Елизавете упомянул: «… не описаны еще дела моих предков и не воспета по достоинству Петра Великого слава». Шувалов и поручил описать «дела предков», то есть историю России, и ученый усердно взялся за его выполнение. Дело, однако, продвигалось медленно — Ломоносов, помимо изучения исторических источников, отвлекался на решение проблем в других отраслях науки. В ответ на просьбу Шувалова завершить работу в ближайшее время Ломоносов отвечал в начале 1755 года: «Я бы от всего сердца желал иметь такие силы, чтобы оное великое дело совершением своим скоро могло охоту всех удовольствовать, однако оно само собою такого есть свойства, что требует времени».

Молва приписывает заслугу появления знаменитого «Письма о пользе стекла» тоже Шувалову. Однажды Михаил Васильевич прибыл во дворец Шувалова во французском кафтане с большими стеклянными пуговицами. Кто-то из присутствовавших заметил, что ныне такие пуговицы не в моде, все пользуются металлическими. Михаил Васильевич так горячо и убедительно оспаривал это мнение и доказывал преимущества стекла перед металлом, что Шувалов, слушая его возражения, попросил ученого изложить сказанное в стихах. Выполнение просьбы вылилось в поэму о пользе стекла.

Два эпизода полезного для Ломоносова покровительства мецената заслуживают отдельного упоминания. Известно, что Ломоносов являлся изобретателем цветного стекла. Его производство требовало значительного числа работников для заготовки дров, песка и прочего. У Ломоносова отсутствовали средства для найма работников, а на рынке труда отсутствовала наемная рабочая сила. Выход из тупика состоял в приписке к стекольной фабрике крепостных крестьян. В удовлетворении просьбы Ломоносова неоценимую услугу оказал Шувалов — Сенат приписал к предприятию 30 крестьянских дворов.

В другой раз, в 1755 году, Шувалов выручил из беды Ломоносова, когда тот с горячностью выступил с предложением ограничить власть президента Академии наук и расширить права ученых. Шумахер без труда разгадал, в чью сторону были нацелены стрелы Ломоносова: всем было известно, что К. Г. Разумовский лишь числился президентом и всегда соглашался с тем, что предлагал Шумахер. Следовательно, ограничение власти президента означало ограничение полномочий Шумахера. Тот подсуетился и организовал письмо Разумовскому, подписанное, кроме него, Тепловым и Миллером, в котором они заявили об отказе присутствовать в академических собраниях, если в них будет участвовать Ломоносов. Разумовский тут же удовлетворил просьбу кляузников и отлучил Михаила Васильевича от участия в собраниях. Ломоносов пожаловался Шувалову: «Я осужден, Теплов цел и торжествует. Виноватый оправлен, правый обвинен. Коварнин (так язвительно именовал Ломоносов Шумахера. — Н. П.) надеется, что он и со мною так поступит, как с другими прежде. Президент наш добрый человек, только вверился Коварнину… Итак, в сих моих обстоятельствах ваше превосходительство всепокорнейшее прошу, чтобы меня от такого поношения и неправедного поругания избавить…» Помощь от Шувалова последовала, и Разумовский вынужден был отменить свое решение о лишении Ломоносова права присутствовать на академических собраниях.

Большие неприятности, на этот раз исходившие от Синода, ожидали Ломоносова в 1757 году: В знаменитом «Гимне бороде» Михаил Васильевич высмеивал стяжательство, корыстолюбие, разврат и пьянство духовенства. «Гимн бороде» настолько остро задевал интересы церковных иерархов, изображая их неприглядное бытие, что автору Синод угрожал серьезными карами, и если бы не заступничество И. И. Шувалова, то их Ломоносову избежать бы не удалось. Между тем именно в этом сочинении читатель обнаружит знакомые с детства строки:

Науки юношей питают,
Отраду старым подают.
В счастливой жизни украшают,
В несчастной случай берегут.

«Гимн бороде» не содержал клеветнических наветов Ломоносова на духовенство. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к свидетельству московского архиерея Платона Малиновского, отмечавшего невежество священнослужителей и грубость нравов, царившую в монастырях. В своем послании в 1753 году он писал: «Некоторые монастырские настоятели в нашей епархии наказывают монахов и монахинь очень жестоко, не по-монашески, сверх данной им власти: услыхав о проступке, не удостоверясь подлинно, не только без совета, но и без ведома прочей братии, не смиряя духом кротости, не как братию, но как злодеев бьют, обнажа перед мирскими людьми в противность обета своего и закона Божия». Архиерей запрещал наказывать монахов и монахинь без согласия всей братии.

Шувалов оказывал Ломоносову не только моральную поддержку, защищая его от нападок недругов, но и помогал ему материально, что явствует из шутливо выраженной в стихах благодарности:

Спасибо за грибы, челом за ананас,
За вина сладкие, я рад, что не был квас.