Елизавета Петровна

Пользуясь дружбой с Ломоносовым, Шувалов брал у Михаила Васильевича уроки по технике стихосложения — в XVIII веке было модно сочинять вирши, этим ремеслом занимались не только вельможи, но и монархи. Занималась этим даже не склонная к труду цесаревна Елизавета Петровна — вспомним ее стихотворение по поводу разлуки с одним из ее первых фаворитов.

Услуга Ломоносова в обучении фаворита стихотворству выглядит мелочью, по сравнению с тем, что талантливейший в стране одописец прославил не только монархов и монархинь, но и фаворита, выступавшего в роли покровителя ученых и муз. Шувалову доставило немало удовольствия, когда в стихотворении «О пользе стекла» он прочел такие слова:

А ты, о Меценат, предстательством пред нею
Какой наукам путь стараешься открыть,
Пред светом в том могу свидетель верный быть.
Тебе похвальны все, приятны и любезны.

Главным результатом приятельских отношений ученого с меценатом было учреждение Московского университета. В литературе существуют две точки зрения относительно того, кому отдать пальму первенства в создании этого учебного заведения: Шувалову или Ломоносову.

Некоторые советские историки главную заслугу в создании университета приписывали сыну помора, а не дворянину, хотя и мелкопоместному, и фавориту императрицы. Один из авторов писал: «Шувалов бесспорно сыграл известную роль в осуществлении плана Ломоносова по основанию Московского университета», и далее: Шувалов присвоил себе славу «изобретателя сего полезного дела» и даже в донесении Сенату не упомянул имя Ломоносова, который, согласно версии автора, «был подлинным основателем Московского университета».

В донесении Шувалова Сенату действительно не упоминается имя Ломоносова. Автор, полагая, что Шувалов присвоил себе славу «изобретателя сего полезного дела» и ему было якобы «невыгодно, чтобы стала широко известна роль Ломоносова в основании университета», не объяснил при этом, какую выгоду мог извлечь Шувалов. Отсутствие в записке имени Ломоносова не должно вызывать удивления, если учесть степень влиятельности ученого и фаворита в сословно-бюрократическом мире того времени. Имя Ломоносова для сенаторов ничего не значило, в то время как имя влиятельного фаворита, пользовавшегося полным доверием императрицы, было на слуху, и не было такого храбреца, который бы посмел ему перечить. К слову сказать, и в кураторы университета прочили не сына помора, а «знатную персону», того же Шувалова. И еще одно соображение: Шувалов прислал Ломоносову черновик своего донесения Сенату, и Ломоносов, не страдавший скромностью, в письме к нему выразил не досаду, а радость по поводу того, что Иван Иванович перешел от слов к делу: «Полученным от вашего превосходительства черновым доношением Правительствующему Сенату, к великой моей радости, я уверился, что объявленное мне словесно предприятие подлинно в действо произвести к приращению наук, следовательно, к истинной пользе и славе отечества».

При обсуждении вопроса в Сенате Шувалов 19 июня 1754 года произнес проникновенную речь о пользе просвещения: «Всякое добро происходит от просвещенного разума, и, напротив того, зло искореняется, что, следовательно, нужда необходимая в том стараться, чтобы способом пристойных наук возросло в пространной нашей империи всякое полезное знание». 12 января 1755 года, в день великомученицы Татьяны, Елизавета Петровна подписала проект указа об учреждении Московского университета.

Зададим себе вопрос: мог ли Ломоносов без поддержки Шувалова учредить университет и, наоборот, мог ли Шувалов решить эту же задачу без Ломоносова? Ответ на первую часть вопроса однозначен: не мог; ответ на вторую часть вопроса может быть положительным — Шувалов мог привлечь к составлению плана и структуры университета любого профессора, того же Миллера.

При основании Московского университета роли между Шуваловым и Ломоносовым распределялись так: у Ломоносова возникла мысль об основании университета, которую подхватил и реализовал ревнитель просвещения Шувалов. Ломоносов составил план университета, назвал входившие в его состав факультеты, число профессорско-преподавательского состава в каждом из них, а также контингент будущих студентов, комплектовавшихся из детей дворян и разночинцев, то есть выполнил работу, непосильную для Шувалова. Но все эти планы оставались бы благими пожеланиями, если бы за реализацию их не взялся Шувалов. Поэтому, на наш взгляд, правы те историки, которые справедливо приписывают решающую роль в основании Московского университета Ивану Ивановичу Шувалову.