Эмма

— Когда тетушка моя поправится, — сообщил Фрэнк, разглядывая швейцарские виды, — поеду за границу. Не успокоюсь до тех пор, покуда не повидаю этих мест своими глазами. Как возвращусь, покажу вам рисунки или дам прочесть путевые записи, а может, даже поэму. Словом, я найду способ себя выразить.

— В это я охотно верю, однако едва ли вам доведется рисовать швейцарские виды, коль скоро и в пределах Англии дядя и тетушка не желают вас от себя отпускать.

— Я постараюсь уговорить их тоже поехать. Теплый климат может быть ей полезен. Да наполовину я уже уверен, что все мы отправимся в путешествие — с сегодняшнего утра убежден в этом. Мне нужно за границу: устал от праздности и хочу перемен. Да, мисс Вудхаус, это правда: вы так проницательно глядите на меня… Но, что бы вы ни думали, Англия мне порядком приелась. Я бы завтра же ее покинул, если бы мог.

— Вам приелись роскошь и потакание всем вашим прихотям. Быть может, если вы найдете для себя какое-нибудь занятие, то и уезжать не будет нужды?

— Вы сказали: роскошь и потакание прихотям? Вы ошибаетесь. Я отнюдь не считаю себя богатым, и никто мне не потакает, скорее напротив: терплю неудачи во всем, что бы ни затеял, и фортуна меня вовсе не балует.

— И все же вы уже не так несчастны, как сразу по прибытии. Ступайте, съешьте что-нибудь еще — глядишь, совсем повеселеете. Еще кусочек холодного мяса, еще бокальчик мадерцы с водой — и сделаетесь бодры, как мы все.

— Нет, более я не сдвинусь с этого места. Буду сидеть подле вас. Вы лучшее лекарство.

— Завтра утром мы едем на гору Бокс-Хилл. Едемте с нами. Это не Швейцария, но и такая прогулка может быть приятна молодому человеку, жаждущему перемен. Оставайтесь, а завтра отправимся все вместе.

— Нет, и речи быть не может. По вечерней прохладе я поеду домой.

— Ну а по утренней прохладе вы могли бы возвратиться сюда.

— Нет, не стоит понапрасну себя утомлять. Я приеду разозленным.

— Тогда сделайте милость, оставайтесь в Ричмонде.

— Если останусь, разозлюсь еще пуще. Мне невыносимо будет думать о том, что вы все веселитесь без меня.

— Тогда вам следует самому решить, в котором из двух случаев ваша злость окажется меньше. Не стану ни к чему вас понуждать.

Тем временем гуляющие стали возвращаться в дом, и скоро все собрались. При виде Фрэнка Черчилла одни выказали радость бурно, другие не выказали ее вовсе, сообщение же об уходе мисс Фэрфакс вызвало единодушное волнение, и все решили, что им тоже пора по домам. Коротко условившись относительно завтрашнего дня, общество разошлось. За эти несколько минут во Фрэнке Черчилле возросло нежелание отделяться от компании, и напоследок он сказал Эмме:

— Что ж, ежели вы хотите, чтобы я остался и поехал с вами, так тому и быть.

Эмма улыбнулась в знак согласия. Теперь только срочное послание от дяди с теткой с требованием немедленно вернуться могло заставить его покинуть Хайбери раньше завтрашнего вечера.

Глава 7

Назавтра выдался погожий день, как нельзя лучше подходящий для поездки на гору Бокс-Хилл. Те обстоятельства, которые зависели от людей, тоже сложились благоприятным образом: все, что надлежало сделать, было сделано в срок. Приготовлениями руководил мистер Уэстон, выступавший посредником между Хартфилдом и пасторским домом. В назначенное время компания тронулась в путь: Эмма поехала с Харриет, мисс Бейтс и ее племянница — с Элтонами, джентльмены верхом. Миссис Уэстон осталась с мистером Вудхаусом. Путешественники обеспечили себя всем необходимым, и единственная их забота заключалась в том, чтобы дольше сохранять веселое расположение духа. Проехав семь миль в приятном ожидании и прибыв наконец на место, все испытали бурное восхищение, которое, однако, довольно скоро сменилось апатией и усталостью. Радостного единства было уж не вернуть. Общество разделилось на несколько частей: Элтоны гуляли вдвоем, мистер Найтли взял под свою опеку мисс Бейтс и Джейн, а Эмма и Харриет достались Фрэнку Черчиллу. Напрасно мистер Уэстон пытался собрать всех вместе: распавшись как будто случайно, компания более не соединилась. Хотя мистер и миссис Элтон были весьма любезны и никого не сторонились, другие маленькие кружки на протяжении двух часов прогулки держались обособленно, и ничто не могло этого изменить: ни прекрасные виды, ни холодные закуски, ни старания веселого мистера Уэстона.

Эмма изнывала от скуки. Никогда еще Фрэнк Черчилл не был столь немногословен. Он не высказал ни одного остроумного замечания, пейзажами восхищался механически: смотрел, но не видел; слушал, но не слышал. Неудивительно, что его апатическое состояние передалось и Харриет. Оба они сделались невыносимы.