Эпопея советско-финской Зимней войны 1939— 1940 годов. Сухопутные, воздушные и морские операции

«Грамматические ошибки» представляли собой переходы на устаревшую орфографию, использовавшуюся в студенческие годы финнами старшего поколения; в 1918 году из русского алфавита были исключены некоторые архаичные буквы.

В одной нелепой листовке, адресованной советским летчикам, за неповрежденный бомбардировщик предлагалось 10 000 долларов (именно долларов, а не финских марок) и бесплатный проезд в любую страну на выбор. Чтобы проиллюстрировать радужную жизнь, ожидающую перебежчиков на Западе, в листовке был изображен особняк во Флориде. Кроме того, в статье был воспроизведен кадр из фильма «Летчик-испытатель» 1938 года, на котором изображены Кларк Гейбл и Спенсер Трейси, выходящие из самолета, рука об руку с улыбающейся Мирной Лой. Возможно, мисс Лой повезло, что откликнуться на такое предложение желающих так и не нашлось! Попытки аналогичным образом приобрести советские танки также не увенчались успехом⁶⁶.

Одна из тем, часто встречающаяся в финской пропаганде, оказалась более эффективной: смерть, ожидающая русских в холодных бесплодных землях Финляндии. Типичный пример – листовка, на которой изображен обмороженный труп, а ниже – жирная надпись: «БЕЛАЯ СМЕРТЬ». В кратком сопроводительном тексте говорилось об истине, которая была слишком очевидна для продрогших от холода русских: «Вы не сможете бороться с этим врагом – морозом. Вы не видите его, но он везде вокруг вас»⁶⁷.

В других материалах приводились реальные фотографии с горами трупов, застывших в гротескных позах на местах катастроф Красной армии в северных лесах. В послевоенных беседах советские чиновники называли финнов очень жестокими за использование таких фотографий.

Иногда рассказы о русских потерях сопровождались фотографиями голодающих детей – мрачное напоминание о том, что в случае гибели солдата его семья останется без средств к существованию. Это тоже было актуально: многие из мобилизованных очень тревожились за своих родных. Соловьев рассказал о трагической судьбе сапера, который бросился на финский опорный пункт с взрывчаткой в тщетной надежде, что будет ранен. Тогда его отправят домой, и он сможет помочь голодающей семье…⁶⁹

Другой распространенной темой было то, как хорошо финны обращались со своими пленными. В прессе нередко появлялись фотографии пленных, курящих сигареты и весело болтающих в уютных помещениях. Как отмечали финские полевые командиры, подобные статьи возмущали солдат, которые переносили тяжелые испытания на фронте и поэтому могли решить больше не брать пленных⁷⁰. Ненависть простых солдат к русским захватчикам в любом случае была настолько сильна, что пленных иногда расстреливали, несмотря на приказы, которые запрещали это делать⁷¹.

Пропаганда обеих сторон, рассчитанная на «внутреннее потребление», была, как правило, лишена изящества в той же мере, как и та, что была направлена на противника. Генералы Хейнрихс и Вальден критиковали всю финскую пропаганду, причем Вальден даже несколько раз звонил маршалу Маннергейму, чтобы пожаловаться на конкретные материалы, выпущенные Генеральным штабом. Маршал соглашался с критикой, но он не мог лично контролировать все. Большая часть материалов в прессе военного времени была легкомысленной, а к врагу относились с насмешкой. Хейнрике описал это так:

«Редко когда пропаганда демонстрировала более примитивное психологическое чутье и полное игнорирование общественного мнения… Редко когда… полевой армии скармливали столь низкопробную пропаганду»⁷².

В русском лагере партийная линия оказалась еще менее успешной. Хотя многие в Красной армии поначалу верили, что они участвуют в праведном крестовом походе, чтобы освободить финский пролетариат от гнета правящего класса, решительное сопротивление, которое оказывал обычный финский солдат своему «освобождению», быстро развеяло этот миф⁷³. Однако эти измышления постоянно повторялись в прессе; уже 23 февраля 1940 года «Известия» заявили, что Красная армия «оказывает братскую помощь финскому народу в его борьбе с бандой Маннергейма – Т аннера».

Официальные ежедневные коммюнике Ленинградского военного округа также едва ли внушали доверие к советскому руководству. Отступавшие после сражения под Толваярви 12 декабря, должно быть, крайне удивились, прочитав, что «советские войска продолжают наступление на всех фронтах»⁷⁴. В течение всего периода с 27 декабря по 4 января ежедневные сводки лишь констатировали, что «на фронте ничего существенного не произошло» (иногда сопровождаемые краткой заметкой о воздушной активности); это был период, когда Красная армия потерпела свое самое унизительное поражение в войне – под Суомуссалми.