Между тем хрупкая связь с Кремлем в Стокгольме была прервана. Поскольку госпожа Коллонтай и Гюнтер полагали, что финский ответ будет расценен в Москве как окончательный отказ от выдвинутых русскими условий, они предложили добавить фразу о согласии с советскими предложениями «в принципе». Поскольку это связало бы финнам руки, Таннер на такое дополнение не согласился. Поэтому Гюнтер и не отправил ответ в Москву и два дня скрывал его от Таннера, пока министр иностранных дел Финляндии, обеспокоенный тем, что от русских не поступает никаких новых известий, не спросил его в упор, было ли послание все-таки отправлено. Однако Гюнтер и мадам Коллонтай по собственной инициативе обратились к Молотову с просьбой облегчить условия для финнов.
Маршал Маннергейм был крайне недоволен тем, как вела переговоры Швеция, преследуя прежде всего собственные интересы. Премьер-министру Рюти он заявил, что гораздо лучшим посредником могла бы выступить незаинтересованная страна (например, те же Соединенные Штаты)64
.3 марта Таннер уполномочил Гюнтера передать Молотову, что Финляндия готова принять все остальные требования, если оставит за собой города Виипури и Сортавалу. Это сообщение было передано в Москву в тот же день.
4 марта из Москвы не поступило никаких вестей. Напряжение в Хельсинки, Виипури и Отаве, а также в Стокгольме, Лондоне и Париже нарастало. 5-е число стало для финского правительства днем принятия трудных решений: именно в этот день союзники назначили крайний срок для обращения к ним за военной помощью. Помимо серьезных дипломатических осложнений, и маршал Маннергейм, и Таннер считали, что помощь союзников окажется недостаточной – и несвоевременной.
Государственный совет, собравшийся утром, решил, что через Гюнтера следует передать Молотову, что его условия приняты, и потребовать немедленного перемирия. Если Москва отклонит это предложение, то у финнов не останется иного выбора, кроме как обратиться за военной помощью к союзникам. Когда совещание закончилось, Таннер позвонил Гюнтеру, который как раз пытался связаться с ним. Только что был получен ответ Молотова на послание от 3 марта; советское правительство настаивало на аннексии Виипури и Сортавалы. Кроме того, Молотов предупредил, что Красная армия рвется продолжить наступление; если условия не будут приняты в течение нескольких дней, требования еще более ужесточатся. Он также пригрозил, что окончательный договор будет тогда заключаться с правительством Куусинена.
Согласие финнов на условия Молотова было доставлено госпоже Коллонтай незадолго до полудня. Поздним вечером Таннер сообщил британскому и французскому министрам, что финское правительство ожидает решительного ответа из Москвы. Если этот ответ окажется отрицательным, они направят официальный запрос союзникам о предоставлении военной помощи. На следующий день британский и французский министры уведомили Рюти, что срок подачи этой просьбы может быть перенесен на 12 марта.
Рано утром 6 марта ответ СССР был получен в Стокгольме и передан по телефону в Хельсинки. Молотов объявил, что его правительство готово начать мирные переговоры в Москве, но запрос на перемирие был отклонен. Таннер расценил это как попытку склонить союзников к отказу от Финляндии, оставив при этом Красной армии свободу действий для дальнейшего наступления. Тем не менее подавляющее большинство членов кабинета министров и Комитета по международным отношениям согласились с тем, что в Москву следует немедленно направить делегацию. Вечером того же дня премьер-министр Рюти, Вяйнё Войонмаа (председатель Комитета по международным отношениям), министр Паасикиви и генерал Вальден тайно отбыли в Стокгольм, откуда 7 марта специальным самолетом вылетели в Москву. Тем временем, в качестве своеобразной подстраховки от возможной катастрофы, финское правительство официально попросило (и впоследствии получило разрешение) продлить до 12 марта крайний срок обращения за помощью к союзникам65
.В этот ключевой момент, 7 марта, государственный секретарь США Корделл Халл поручил послу Стейнхардту немедленно организовать встречу с Молотовым и сообщить ему, что на американскую общественность произведет «глубокое впечатление, если советское правительство займет великодушную позицию по отношению к Финляндии». Стейнхардту также разрешили намекнуть, что на состояние советско-американской торговли также может повлиять «степень умеренности и великодушия, достигнутых в финском урегулировании». На следующий день посол США имел полуторачасовую беседу с советским наркомом иностранных дел, который, по его словам, «был весьма сердечен и выразил большую признательность за дружеский интерес, проявляемый сейчас и ранее президентом и правительством Соединенных Штатов к восстановлению мира между Финляндией и Советским Союзом»66
.