Все советские национальности своеобразны, но некоторые из них своеобразны в особенности. Согласно “показателю профессионального несходства” (обозначающему процент представителей одной группы, которым необходимо было бы сменить род занятий, чтобы их группа стала профессионально тождественной другой группе), евреи были самой “несхожей” из всех крупных российских национальностей накануне распада СССР. Различие между русскими и евреями, например, было более значительным, чем различие между русскими и любой другой национальностью Российской Федерации (включая чеченцев – самую неурбанизированную группу из включенных в анализ переписи). У русских пятью главными профессиями были: машиностроение и металлообработка (7,2 % всех занятых), водители автомобилей (6,7 %), инженеры (5,1 %), трактористы и комбайнеры (2,4 %) и “служащие, не включенные в другие группы” (2,4 %). У евреев – инженеры (16,3 %), медицинские работники (6,3 %), научные работники (5,3 %), преподаватели начальных и средних учебных заведений (5,2 %) и начальники производственно-технических управлений (3,3 %). Структура занятости евреев отличалась гораздо меньшим разнообразием, меньшей асимметрией по половому признаку и более высокой концентрацией на высших ступенях иерархии социального статуса. Наиболее эксклюзивными (т. е. в наименьшей степени представленными среди русских) из главных еврейских профессий были врачи, ученые, старшие управленческие кадры, артисты, режиссеры, литераторы и журналисты[481]
.Евреи оставались важной частью советской профессиональной элиты вплоть до развала СССР, но особые отношения между евреями и Советским государством распались окончательно. Уникальный симбиоз в борьбе за мировую революцию уступил место конкуренции двух враждующих и несоразмерных национализмов. Русская и еврейская революции умерли так же, как родились, – вместе. Послевоенное Советское государство начало применять политику выдвижения представителей “коренных” национальностей к русским гражданам Российской республики (главным образом в форме завуалированной дискриминации евреев). В то же время – и отчасти по этой причине – еврейские члены советской элиты начали исходить из того, что “еврейское происхождение” подразумевает общность судьбы, а не далекого прошлого. Все слушали “голос крови” – и слышали разные языки.
Такое развитие событий совпало с углублением раскола между партией и созданной ею профессиональной элитой. Со времен революции “выдвижение” через систему образования было одним из наиболее последовательных и успешных направлений советской государственной политики. Для партии, представлявшей сознательность в океане стихийности и городскую современность в океане сельской отсталости, “просвещение масс” в сочетании с форсированной модернизацией было единственным способом исправить ошибку истории (учинившей социалистическую революцию в докапиталистической стране) и построить общество полного равенства и всеобщего изобилия. Между 1928 и 1960 годами число студентов советских вузов выросло на 1257 % (с 176 600 до 2 396 100); число специалистов с высшим образованием – на 1422 % (с 233 000 до 3 545 200), а число научных работников – на 1065 % (с 30 400 в 1930-м до 354 200). Новая советская интеллигенция в основном состояла из выдвиженцев, отобранных по классовому и – за пределами русских областей – этническому признаку. Их здоровые корни должны были обеспечить единство научного знания и партийной истины – и какое-то время так и было[482]
.После смерти Сталина система начала рушиться. Кончина и посмертное проклятие единственного непогрешимого символа Истины и Знания наводила на мысль о возможности их раздельного существования, холодная война на Земле и в космосе все дальше уводила науку от партийности, а постепенное превращение социализма в “реальное” государство всеобщего благосостояния и общество потребления порождало нежелательные сравнения с переоснащенным постиндустриальным капитализмом (который выглядел лучше по обоим показателям). Жизнеспособность советского эксперимента зависела от успехов советских специалистов; успехи советских специалистов рождались в “борьбе мнений” (как выразился Сталин); борьба мнений уводила советских специалистов все дальше от советского эксперимента. В отличие от Марксовых капиталистов, но вполне в стиле Российской империи, Коммунистическая партия породила своего могильщика – интеллигенцию.