Позиция Сахарова разделялась многими его заокеанскими коллегами, но Советский Союз был замечателен тем, что позицию Сахарова разделяли – всем своим существом – все больше и больше изобретателей, ученых, инженеров и рабочих, трудившихся над изделиями куда менее апокалиптическими. Теоретически – и достаточно часто на практике, чтобы вызвать во многих изобретателях, ученых, инженерах и рабочих чувство несправедливости и унижения, – партия имела право принимать решения по всем без исключения вопросам: от Бомбы до того, достоин ли человек поездки в Болгарию (как вспомнит Жириновский в 1996 году). Проблема усугублялась тем, что советская экономика “эпохи застоя” (подобно экономике царской России и европейских колониальных империй) не успевала расширяться достаточно быстро для того, чтобы обеспечить “достойной” работой всех производимых ею специалистов. А между тем советская интеллектуальная элита превратилась в привилегированную касту, причем пропорция наследственных интеллектуалов росла по мере продвижения вверх по лестнице профессиональной иерархии. В 1970-е годы 81,2 % “молодых специалистов”, работавших в научно-исследовательских институтах Академии наук, были детьми специалистов и служащих. Многие из них считали себя членами сплоченной социальной группы со священной миссией и неопределенным будущим. И многие из них разделяли позицию Сахарова[484]
.Реакцией партии на проблему перерождения советской интеллигенции было возвращение к политике массового выдвижения рабочих. Но поскольку эта политика не сопровождалась массовым истреблением служащих, она лишь усугубила недовольство укоренившейся интеллектуальной элиты, ничем не поколебав ее положение (хорошо защищенное образованием и круговой порукой). Результатом была растущая социальная пропасть между партийными идеологами, которых продолжали вербовать из числа провинциальных выдвиженцев рабоче-крестьянского происхождения, и наследственными изобретателями, учеными и инженерами, считавшими себя хранителями профессиональной компетенции и подлинной культуры. Партия настаивала на сохранении официальной риторики и политической монополии, но партийные аппаратчики безмолвно признавали превосходство специалистов – в той мере, в какой растили своих собственных детей специалистами, а не аппаратчиками. Советская власть кончилась так же, как началась: “двоевластием”. В 1917 году противостояние между Временным правительством, у которого была формальная власть, но не было силы, и Петроградским советом, у которого была сила, но не было формальной власти, завершилось победой большевиков, которые владели знанием и истиной. В 1980-е годы противостояние между партийным аппаратом, у которого были сила и формальная власть, и интеллигенцией, владевшей знанием и истиной, завершилось окончательным поражением большевиков, разоблаченных как служители лжи. Партия, в отличие от интеллигенции, оказалась неспособной к самовоспроизводству. Советский Союз оказался режимом одного поколения – или, благодаря Сталину, полутора поколений. Революционеры погибли в расцвете лет; их наследники выдвинулись после Большого террора, достигли зрелости во время войны, пережили кризис среднего возраста при Хрущеве, одряхлели вместе с Брежневым и испустили дух одновременно с К. У. Черненко, скончавшимся в 1985 году от эмфиземы легких.
Маршал Неделин не дожил до унижений дряхлости: он погиб в 1960 году, в возрасте 58 лет, во время очередных ракетных испытаний. Академик Сахаров, который был почти на двадцать лет моложе, стал святым покровителем интеллигентов-западников и депутатом последнего советского парламента. Он умер в 1989 году, не закончив проекта новой советской Конституции и меньше чем за два года до развала Советского Союза. В 1963 году дочь Сталина Светлана Аллилуева писала о поколении Сахарова (людях, родившихся в начале 1920-х годов): “Это и есть самый цвет современности. Это наши будущие декабристы, – они еще научат нас всех, как надо жить. Они еще скажут свое слово, – я уверена в этом”[485]
.Она была права: наследники сталинского “счастливого детства”, ветераны Великой Отечественной войны, барды хрущевской “оттепели” и старшие экономисты горбачевской перестройки, они превратили новых советских “специалистов” (профессионалов пролетарского происхождения) в старую русскую интеллигенцию (жертвенных жрецов истины и знания). Они стали декабристами советского периода и сказали свое слово, “разбудив” большевиков и меньшевиков пришедшей им на смену “новой России”. И очень многие из них были евреями.